О времени, о товарищах, о себе

В течение этих двух лет я часто задерживался на заводе на сутки и даже больше. В особенности когда мы осваивали новые сорта феррохрома с очень низким содержанием углерода. Это было очень трудным делом. Процесс не ладился. В какой-то бригаде, вероятно, нарушалась технология. Нужно было установить, кто нарушает и что именно. Я решил сам просмотреть работу всех бригад. Ведь я одно вижу, а другой — другое. Если кому-либо поручить, он сможет и не заметить то, что вижу я, так же как и я могу не обратить внимание на то, на что другой обращает. Ничего не случится, если пробуду у печи сутки. Нет, не сутки, ведь надо пробыть во всех четырёх бригадах, каждая работает по восемь часов — это тридцать два часа нужно будет пробыть у печей и поймать в конце концов то, что ускользает от нашего внимания.

… Сменились уже три бригады и вернулась в цех опять первая, а я все находился у печи.

Ещё не принимая смены, ко мне подошёл бригадир и с какой-то особой нежностью в голосе спросил:

— А вы совсем не уходили? Так и свалиться можно.

Мы вам сейчас лежак принесём к печи. Вы хоть немного прилягте. Если заснёте, мы вас разбудим. Слово вам даю, что разбудим.

Эта человечность и какая-то особая теплота трогала до глубины сердца, и хотелось сделать все, чтобы быть достойным такого отношения.

Производственный план 1936 года закончили досрочно со значительным перевыполнением. Все были довольны и успехами на производстве, и всеми условиями как дома, так и на работе. На заводе велось интенсивное жилищное строительство, большинство работающих было неплохо устроено, и открывались перспективы дальнейшего улучшения жилищных условий. Коллектив был крепко спаян общими интересами большого, нового производства.

Празднование Нового года решили провести всем инженерно-техническим коллективом вместе. Такие встречи мы проводили уже не раз, и на заводе действовал неписаный закон. Если директор мог позволить себе на вечере немного выпить, технический директор в этот вечер ни капли спиртного в рот не брал. Если на вечере выпивал главный механик или главный энергетик завода, то их заместители не притрагивались к рюмке. Все чувствовали ответственность за дела на заводе, и кто-то из руководства должен был быть готовым руководить производством.

Кстати сказать, среди руководящих работников завода никто не имел пристрастия к спиртному.

В этот новогодний вечер дежурными по заводу был я вместе с заместителем главного механика Сюткиным. Сюткин был очень интересный человек. Большого роста с красивой окладистой русой бородой и правильными крупными чертами лица, он напоминал мне былинного русского богатыря. Спокойный и сильный человек — Сюткин уже самой своей внешностью внушал доверие. Он обладал большими природными способностями и богатым жизненным опытом.

Как-то, рассказывая о своём детстве, он поведал мне о том, что за всю свою жизнь в школе был всего один день и выучился грамоте дома самоучкой. В день начала занятий в школе, когда он вернулся с первых уроков, отмечая начало его учения, домашние устроили праздничный чай и опрокинули на него самовар с кипятком. Он долго проболел и после этого уже в школу не пошёл.

Итак, на этот вечер в «горячем резерве», как это называлось, были мы с Сюткиным. И вот, когда мы сидели за новогодним столом в клубе завода, ко мне подошёл Сюткин и, чтобы не расстраивать других, наклонившись, тихо сказал:

— На заводе авария. Только что звонили, надо ехать. — И мы вместе с Сюткиным вышли из-за празднично убранного стола.

— В чем дело? — на ходу спросил я Сюткина.

— По всей видимости, прорвало магистральную трубу, питающую завод водой. Я звонил на насосную станцию, у них все в порядке, все насосы работают, а на печах воды нет. Что же ещё может быть? Надо ехать на линию. Все печи отключены.

Водоснабжение для ферросплавного завода было так же важно, как и электроснабжение. При ограничении в подаче электроэнергии, так же как и при недостаче воды, мы вынуждены были отключить часть электропечей.

Мы поехали к месту, где проходили магистральные трубы водопровода.

Стояла лунная ночь. На небе ни облачка, и в чистом морозном воздухе особенно ярко светили звезды. Мороз достигал тридцати двух градусов.

Когда мы подъехали к месту аварии, перед нашими глазами открылась фантастическая картина. В месте соединения двух труб пробило прокладку, и фонтан воды под большим напором бил вверх на высоту нескольких десятков метров и падал в сторону железнодорожной ветки, по которой доставлялся уголь на районную электростанцию. Падающие струи воды немедленно замерзали, образуя нагромождения льда причудливой формы. Была серьёзная опасность, что лёд перекроет полотно железной дороги и прекратится подача угля на станцию. Тогда авария примет районный масштаб.

Сюткин сразу оценил опасность и крикнул шофёру:

— Топор!

У каждого шофёра на заводе в багажнике всегда лежал топор.

«Зачем ему топор?» — мелькнуло у меня.

— Скорее топор, — повторил Сюткин, обращаясь к замешкавшемуся шофёру.