О времени, о товарищах, о себе

Впервые я встретился с Тевосяном в вечерней гимназии. В те годы работай молодежи учиться было очень трудно – на весь город Баку была всего одна вечерняя гимназия. Она размещалась в здании 4-й гимназии на Канитанинской улице. Школа была платной, и никаких льгот учащиеся не получали ни по службе, ни в школе.

Вот там-то я впервые и увидел Тевосяна. Он в это время работал в одной из контор.

– У тебя нет учебника по истории? – спросил он как-то меня.

– Есть, но он не подходит для нас. Я сам пытаюсь найти подходящий для нас учебник, но пока не могу.

– Если достанешь, может быть, дашь мне дня на два, а если я раньше достану – то дам тебе.

Во время нашего разговора Тевосян разглядывал меня с головы до ног, и мне показалось, что он усмехнулся, когда произнес:

– Передай Бутикову, чтобы он повидался со мной.

Бутиков был председателем нашей партийной ячейки, тогда бюро у нас состояло из трех человек – председателя, секретаря и казначея. Бутиков – один из мастеров телефонной станции – был избран вместе со мной. Он был третьим грамотным человеком из четырнадцати членов подпольной партийной организации. Еще четверо могли читать, но писали плохо, и их каракули с трудом можно было разбирать. Остальные совершенно не владели грамотой.

Когда Тевосян произнес имя Бутикова, я понял все – он хочет этим сообщить мне, что он член партии. Но кто же он? На телефонной станции я его никогда не видел.

В то время мы не донимали друг друга вопросами. Спрашивали только о том, что нужно было для дела. Ведь организация находилась в подполье и расспросы могли нанести ей урон.

После этого знакомства мы стали с Тевосяном регулярно встречаться на занятиях в вечерней гимназии.

Вскоре я узнал, что это он и есть тот самый «Ваня», который подписывает поручения и решения нашей районной партийной организации. Как секретарь ячейки, я эти решения, получаемые нами через Бутикова, зачитывал на собраниях. Они печатались на тонкой папиросной бумаге и были очень короткими. В них обычно кратко излагались основные задачи, ставившиеся перед ячейками Бакинским комитетом партии. Как-то весной во время перемены Тевосян отвел меня в сторону и спросил: «Как ты думаешь, все бастовать будут?»

Вся бакинская партийная организация в эти дни была занята подготовкой к всеобщей забастовке.

– Монтеры и рабочие на линии будут бастовать, а вот будут ли бастовать все телефонистки, сказать трудно – в нашей организации состоят всего две, ты знаешь. Они обе уверяют, что на работу никто из телефонисток не выйдет.

– А если начальство направит на телефонную станцию военных телефонистов, можно будет что-нибудь сделать, чтобы телефон все-таки не работал. Ведь так важно парализовать всю телефонную связь.

– Мы с Бутиковым думали об этом. Работать правительственные телефоны не будут. За все телефоны не ручаемся, но правительственные мы так отключим, что ни одна собака не сможет разыскать, где и что сделано.

Тевосян улыбнулся. А затем с тревогой спросил:

– А не попадетесь?

– Нет, ты не беспокойся.

Звонок на урок прервал наш разговор.

Потом вне гимназии мы с ним встретились во время подпольной городской партийной конференции, когда создавалась азербайджанская коммунистическая партия – сливались первичные организации трех большевистских организаций: Адалет («Справедливость»), Гуммет («Энергия») и РКП (б). Адалет вела работу преимущественно с рабочими, прибывшими в Баку из Персии, а Гуммет – с азербайджанцами.

Конференцию готовили тщательно, с большими предосторожностями. От нашей ячейки были избраны двое – Бутиков и я.

Нам сказали, чтобы мы ровно в десять утра явились в помещение профсоюза швейников «Игла», и нам скажут, чго нам следует делать.

Когда я явился в союз «Игла», ко мне подошел один из находившихся в помещении и дал лист бумаги – это был мандат. В нем было написано, что я являюсь членом комиссии по разработке нового коллективного договора. Под этим наименованием значилось – Конференция.

– Ровно в полдвенадцатого надо быть на Каменистой улице, №215, у входа во двор. Там тебя встретят и скажут, куда надо будет идти.

– А кто встретит? – спросил я и сразу же понял, что такой вопрос задавать не следовало.

Мой собеседник укоризненно на меня посмотрел и промолвил:

– Кому надо, тот и встретит. Иди, а то опоздать можешь.

Когда я подходил к воротам указанного мне дома, то увидел черную потертую кожаную куртку Тевосяна.

Он встречал делегатов и направлял их в зал заседания.

– Ты иди через двор – там есть вход в помещение профсоюза металлистов, – и он рассказал мне как пройти.

– А ты иди через вход прямо с улицы и, когда войдешь, сразу же входи в дверь направо, – сказал он второму, подошедшему вслед за мной.

Когда я вошел в большую комнату, где должна была происходить конференция, там было уже человек тридцать. Из них некоторые были мне знакомы – я их встречал несколько раз в рабочем клубе.

Здесь был Вираб – высокий костлявый мужчина в огненной шевелюрой, украшавшей его большую голову. Вираб писал стихи, и иногда они появлялись на страницах наших газет.