Может быть, нам поработать в ночной смене с Шенком и порасспросить его? Эта мысль возникла у нас обоих – у Тевосяна и у меня. И мы решили со следующей недели перейти в ночную смену. Ночью работать спокойнее. В цехах нет начальства и посторонних посетителей. Никто не отвлекает, да и рабочие у печей более разговорчивы.
В первый же день при встрече с Шенком мы задали ему мучавший нас вопрос:
– Почему на заводе используется не кусковой, а порошкообразный ферросилиций?
– Пройдемте в конторку к мастеру, – предложил Шенк, – мне нужна черная доска, для того чтобы писать… Для чего мы вводим в жидкую сталь ферросилиций? – поставил вопрос Шенк и сам же ответил: – Для того чтобы отобрать кислород у железа и связать его в форме окиси кремния. Так? Ну, а теперь посмотрим, что же будет происходить, если мы будем загружать кусковой ферросилиции? Куски ферросилиция, погруженные в жидкую сталь, растворятся в ней, и кремний будет отбирать кислород от окислов железа. Не правда ли?
– А что будет с продуктом реакции – окисью кремния?
– Она в большей своей части останется в жидком металле в виде шлаковых включений. Часть окиси поднимется вверх и перейдет в шлак, но большая часть останется в стали, а при разливке стали и остывании слитков законсервируется в тшх и, таким образом, насытит сталь неметаллическими включениями.
А что произойдет, если мы тот же ферросилиций, но в форме порошка будем разбрасывать по поверхности жидкого шлака?
Ферросилиций в этом случае будет взаимодействовать с окислами железа, находящимися в шлаке. Освобожденное от кислорода железо будет переходить в металл, а окись кремния останется в шлаке. Уменьшение окислов железа в шлаке нарушит равновесие, и окислы железа начнут диффундировать из металла в шлак. Мы этот процесс раскисления так и назвали – диффузионным. Теория процесса подробно разобрана в моей книге.
– Но там ничего нет о практике работы вашего завода!
– Да, это правильно. Но о практике мы и не делаем публикаций. Она нам досталась дорогой ценой.
Теперь все было понято – вот чем, оказывается, объясняется высокое качество крупповской стали! Как много нам следует еще изучать, чтобы уметь готовить сталь высокого качества!
Скоро на завод прибыл еще советский практикант – инженер путиловского завода Зегжда. Он рассказал, что завод начал осваивать производство новой марки стали с высоким содержанием алюминия и заводские работники встретились с большими трудностями.
– А что у вас за затруднения? – спросил Тевосян.
– Сталь должна содержать около одного процента алюминия и 0,2-0,3 процента кремния, а у нас получается все как раз наоборот: алюминий горит, и мы его никак не можем удержать в стали, а кремний неизвестно откуда лезет в сталь, и его содержание доходит до 0,8-0,9 процента. Работы с этой маркой прекратили, а меня вот сюда направили, – поведал нам свои горести Зегжда.
В это время на заводе Крупна очень часто изготовлялись стали с высоким содержанием алюминия, и мы предложили ему вместе с нами проследить за всем технологическим процессом производства, тем более что Тевосяна эти марки также интересовали.
На следующий же день мы все втроем принялись задело. Записи решили вести порознь, а затем сверять их. Мы подробно заносили в свои тетради каждую операцию, ничего, кажется, не пропуская.
Но вот процесс плавления закончен, взяты последние пробы, мастер дал свисток, печь стала наклоняться – и в ковш направилась струя жидкого металла. Двое рабочих стали вводить под струю чушки алюминия, прикрепленные к длинным железным прутьям. Затем ковш с жидкой сталью подали на канаву для разливки ее по изложницам.
Мы все скрупулезно записали. Такие наблюдения и записи нами проводились несколько дней, пока мы не убедились, что все исследовано и занесено в тетради.
Вскоре Зегжда уехал в Ленинград, а через несколько дней от него пришло письмо, в котором он сообщал, что попытки воспроизвести процесс производства алюминиевой стали у него закончились плачевно. По-прежнему в стали не удается удержать алюминий и откуда-то появляется много кремния.
«Может быть, мы все-таки что-то просмотрели, – писал Зегжда. – Очень прошу вас проверить все записи и сообщить мне результаты», – стояло в конце письма.
Письмо это нас с Тевосяном ошеломило. Что мы могли пропустить? Следили за процессом втроем, все записи сверили. Почему же на заводе Круппа получается, а у нас нет? В чем дело? Придется все начинать сначала!
Мы встали к печи. Вновь стали наблюдать за каждой операцией, за каждым движением кочережки рабочего в ночи, за каждой лопатой заброшенной в печь извести и плавикового шпата. Наши тетради были испещрены записями.
И вот знакомый свисток мастера: процесс сталеварения закопчен. Все направляются по другую сторону печи, где стоит ковш, готовый принять жидкую сталь.
Но где моя тетрадь с записями? В карманах ее нет. Да, я ее оставил у конторки мастера. И я вернулся назад, туда, где мы проводили наблюдения за всеми технологическими операциями.