О всех созданиях – больших и малых

Я смотрел на типичное лицо старой жительницы Йоркшира, на крупные скулы, с их грубыми очертаниями, с которыми контрастировали добрые глаза.

– Это чудесно, – сказал я. – Но разве вам не кажется, что содержание такой оравы – э-э-э – несколько дорого?

– Нет, вам не надо об этом беспокоиться. У меня кое-что отложено на старость.

– Что же, отлично, отлично, я буду присматривать за ними. Я проезжаю через эту деревню пару-тройку раз в неделю.

Я встал и направился к двери.

Миссис Бродвит жестом остановила меня:

– Есть только одна просьба. Пока не началась продажа дома и имущества в нем, я прошу вас заглянуть туда и забрать остатки лекарств, которые вы прописывали. Они – в передней.

Я взял ключ и поехал на другой конец деревни. Отворив шаткую калитку, я пошел по буйной траве к дому, который без собачьих морд в окне казался безжизненным. Когда я открыл скрипучую дверь и вошел внутрь, меня окутала полная тишина.

Ничего не было тронуто. Кровать со смятым одеялом стояла в своем углу. Я обошел комнату, собирая полупустые бутылки, банки с мазями и коробки с таблетками для старого Бена, – все-таки они ему помогли.

Когда я собрал все, то окинул взглядом комнату. Я больше не приду сюда. У двери я остановился и в последний раз прочитал табличку, которая висела над пустой кроватью.

Я пытаюсь завоевать ее внимание

Был вечер вторника, и я проводил его так же, как и все остальные вечера вторников, – смотря в затылок Хелен Олдерсон на собрании Музыкального общества Дарроуби. Возможно, это был не самый быстрый способ познакомиться с ней поближе, но я не смог придумать ничего лучше.

С того утра, которое я провел на вересковом холме, помогая теленку с его ногой, я ежедневно просматривал книгу регистрации вызовов в надежде найти повод еще раз посетить ту ферму. Но у Олдерсонов, к прискорбию, видимо, был весьма здоровый скот. Мне приходилось довольствоваться мыслью о предстоящем в конце месяца визите на ферму, чтобы снять гипс. Поэтому настоящим ударом для меня стал звонок отца Хелен, который сказал, что, поскольку теленку стало лучше, он сам снял гипс. Он с радостью сообщил мне, что перелом сросся прекрасно, а хромоты нет и следа.

Мне уже приходилось восхищаться инициативностью и уверенностью в себе местных жителей, но в тот раз я долго проклинал эти их качества. Пришлось вступить в Музыкальное общество. Я видел, как она входит в класс, где проводились собрания, и с удалью отчаявшегося следовал за ней.

В первый раз это случилось много недель назад, вспоминал я, исполненный жалости к себе, но с тех пор я не добился никакого успеха. Я уже и не помнил, сколько теноров, сопрано и мужских хоров приезжали сюда и уезжали, однажды целый духовой оркестр, умудрившийся каким-то образом набиться в небольшой зал, чуть не порвал мне барабанные перепонки, но я не сделал и шага вперед.

Сегодня струнный квартет усердно елозил смычками, но я едва слышал их. Мои глаза смотрели только на Хелен, сидевшую в нескольких рядах впереди меня между двумя дамами, которых она всегда водила с собой. Это тоже было частью общей неприятности, эти две старухи всегда находились рядом с ней, не давая никаких шансов на личную беседу даже в перерыве между отделениями. Кроме того, существовала еще и общая атмосфера мероприятия: члены общества были в подавляющем большинстве людьми весьма пожилыми, а в воздухе висел мощный школьный запах чернил, учебников, мела и свежеочиненных карандашей. В таком месте было просто невозможно задать вопрос: «А чем вы заняты в субботу вечером?»

Музыканты перестали елозить смычками, и все захлопали. Со стула в первом ряду поднялся председатель общества и улыбнулся всей компании. «А теперь, дамы и господа, я думаю, пора сделать пятнадцатиминутный перерыв, поскольку, как я вижу, наши усердные помощники уже приготовили чай. Как обычно, цена за чашку составляет три пенса». Раздались смех и общий шум двигаемых стульев.

Я вместе с другими отправился к дальней стене зала, выложил свои три пенса на тарелочку и получил чашку чая с печеньем. Затем я попытался приблизиться к Хелен в тщетной надежде, что на этот раз что-нибудь случится. Это было непросто, поскольку меня постоянно отзывали в сторону то директор школы, то кто-нибудь еще из числа тех, кто считал ветеринара, которому нравится музыка, интересным курьезом. Но в тот вечер я сумел протолкнуться ближе и будто случайно оказаться в ее компании.

Она посмотрела на меня поверх своей чашки. «Добрый вечер, мистер Хэрриот, как вам понравилось?» О боже, она всегда говорит эти слова. И еще – мистер Хэрриот! А что я могу поделать? «Зовите меня Джим» – это бы звучало грандиозно. Но я ответил как всегда: «Добрый вечер, мисс Олдерсон. Да, все очень мило, не так ли?» Все опять шло прахом.

Я жевал свое печенье, пока старые дамы говорили о Моцарте. Каждый вторник происходило одно и то же. Приближалось время, когда я был готов оставить все это дело. Я чувствовал себя побежденным.