О всех созданиях – больших и малых

– Дорогой мой, не трепыхайтесь. Напишите, что принимаете приглашение, а потом отправляйтесь в Бротон и возьмите напрокат вечерний костюм. И торчать в одиночестве вам долго не придется: светские девицы будут драться за удовольствие потанцевать с вами. – Он еще раз похлопал меня по плечу и направился к двери, но потом озабоченно обернулся. – И ради всего святого, не пишите миссис Памфри. Адресуйте письмо прямо Трики, не то вы все погубите.

Когда вечером 5 февраля я позвонил в дверь миссис Памфри, меня раздирали противоположные чувства. Вслед за горничной я прошел в холл и в дверях залы увидел миссис Памфри, которая здоровалась с входящими гостями. В зале, с бокалами и рюмками в руках, стояли элегантно одетые дамы и джентльмены. Оттуда доносился приглушенный гул светских разговоров, на меня пахнуло атмосферой утонченности и богатства. Я поправил взятый напрокат галстук, глубоко вздохнул и стал ждать своей очереди.

Миссис Памфри вежливо улыбалась, пожимая руки супружеской паре, но, увидев позади них меня, она вся просияла.

– Ах, мистер Хэрриот, как мило, что вы приехали! Трики был в таком восторге, получив ваше письмо… Мы сейчас же пойдем с вами к нему! – И она повела меня через холл, объясняя шепотом: – Он в малой гостиной. Между нами говоря, званые вечера ему прискучили, но он очень рассердится, если я не приведу вас к нему хотя бы на минутку.

Трики лежал, свернувшись в кресле у горящего камина. При виде меня он вспрыгнул на спинку кресла, радостно тявкая, и его широкий смеющийся рот растянулся до ушей. Уклоняясь от его попыток облизать мне лицо, я заметил на ковре две фарфоровые миски. В одной лежали рубленые цыплята – не меньше фунта, а другая была полна накрошенных бисквитов.

– Миссис Памфри! – грозно воскликнул я, указывая на миски.

Бедная женщина прижала руку ко рту и попятилась.

– Простите меня, пожалуйста, – сказала она жалобно, глядя на меня виноватыми глазами. – Это ведь праздничное угощение, потому что он весь вечер будет один. И погода такая холодная! – Она стиснула руки и умоляюще посмотрела на меня.

– Я вас прощу, – сказал я сурово, – если вы оставите ровно половину цыплят, а бисквиты уберете совсем.

Понурившись, как нашалившая девочка, она исполнила мое требование, и я не без сожаления простился с Трики. День был тяжелый, и от долгих часов, проведенных на холоде, меня клонило ко сну. Небольшая комната, где пылал огонь, а свет был пригашен, показалась мне куда приятнее шумной сверкающей залы, и я с радостью подремал бы тут часок-другой с Трики на коленях. Но миссис Памфри уже вела меня назад.

– А теперь я познакомлю вас с моими друзьями.

Мы вошли в залу, озаренную тремя хрустальными люстрами, свет которых ослепительно отражался от кремовых с золотом стен, увешанных зеркалами. Мы переходили от группы к группе, и я ежился от смущения, потому что миссис Памфри каждый раз называла меня «милым добрым дядей моего Трики». Но либо это были люди чрезвычайно благовоспитанные, либо они давно привыкли к чудачествам хозяйки, – во всяком случае, выслушивали они это сообщение с полной невозмутимостью.

У одной из стен настраивали инструменты пятеро музыкантов, среди гостей сновали официанты в белых куртках, держа подносы, уставленные напитками и закусками. Миссис Памфри остановила одного из них:

– Франсуа, шампанское этому джентльмену.

– Слушаю, мадам. – И он подставил мне свой поднос.

– Нет-нет, не эти! Большой бокал!

Франсуа поспешил прочь и тотчас вернулся с чем-то вроде суповой тарелки на хрустальной ножке. Этот сосуд был до краев полон пенящимся шампанским.

– Франсуа!

– Мадам?

– Это мистер Хэрриот. Посмотрите на него внимательно.

Официант обратил на меня пару грустных, как у спаниеля, глаз и несколько секунд созерцал мою физиономию.

– Пожалуйста, поухаживайте за ним. Последите, чтобы бокал у него был полон и чтобы он не остался голодным.

– Разумеется, мадам! – Он поклонился и отошел.

Я погрузил лицо в ледяное шампанское, а когда поднял голову, рядом стоял Франсуа и держал передо мной поднос бутербродов с копченой лососиной.

И так продолжалось весь вечер. Франсуа то и дело возникал возле меня, наполняя мой бокал или предлагая очередной деликатес.

Я ел, пил, танцевал, болтал – и вечер промелькнул как одна минута. Я уже надел пальто и прощался в холле с миссис Памфри, но тут передо мной опять появился Франсуа с чашкой горячего бульона. По-видимому, он опасался, как бы я по дороге домой не ослабел от голода.

Когда я допил бульон, миссис Памфри сказала:

– А теперь вы должны пойти пожелать Трики спокойной ночи. Он никогда мне не простит, если вы к нему не заглянете.

Мы пошли в малую гостиную, и песик, зевнув из глубин мягкого кресла, завилял хвостом. Миссис Памфри умоляюще положила руку мне на локоть.

– Раз уж вы здесь, то, может быть, вы будете так добры и посмотрите его коготки. Меня тревожит, не слишком ли они длинны.

Я одну за другой поднял и осмотрел все четыре лапки, а Трики лениво лизал мне пальцы.

– Никаких причин тревожиться нет. Они совершенно нормальны.