О всех созданиях – больших и малых

– А большой двор у вас за домом, где он бегает, вам придется содержать в порядке, следить, чтобы в траве не валялось ничего, обо что он мог бы ушибиться или пораниться. Да и глазные капли… Вы сами говорили, что ему от них легче. Кто будет их закапывать, кроме вас?

– Но, мистер Хэрриот… вы же видели, как он всегда выглядывает из машины, когда я беру его с собой…

– Будет выглядывать и дальше.

– Даже если ослепнет?

– Да! – Я положил руку ему на локоть. – Поймите, Эндрю, теряя зрение, животные не понимают, что с ними происходит. Это все равно ужасно, я понимаю, но Рой не испытывает тех душевных мучений, какие терзали бы слепнущего человека.

Эндрю встал.

– Но я-то их испытываю, – сказал он с судорожным вздохом. – Я так долго боялся, что это случится. Ночами не спал, все думал. Такая жестокая несправедливость… Маленькая беспомощная собака, которая никому не причиняла никакого зла…

Он заломил руки и зашагал взад и вперед по комнате.

– Вы просто сами себя изводите! – сказал я резко. – В этом вся беда. И Рой для вас – только предлог. Вы терзаетесь, вместо того чтобы постараться ему помочь.

– Но что я могу? Ведь все, о чем вы говорите, не сделает его жизнь счастливее.

– Еще как сделает! Если вы по-настоящему возьметесь за это, Рою предстоят еще долгие годы счастливой жизни. Все зависит только от вас.

Словно во сне, он взял фокса на руки и побрел по коридору к входной двери. Он уже спускался с крыльца, когда я окликнул его:

– Показывайтесь своему доктору, Эндрю. Принимайте таблетки и не забывайте (последние слова я выкрикнул во весь голос) – вы должны всерьез заняться Роем!

Помня о Поле, я некоторое время жил в постоянном напряжении, но на этот раз никто не ошеломил меня трагической новостью. Наоборот, я довольно часто видел Эндрю Вайна – то в городе с Роем на поводке, то в машине, за лобовым стеклом которой маячила белая мордочка, но чаще всего в лугах у реки, где он, видимо, следуя моему совету, выбирал для прогулки ровные открытые пространства, вновь и вновь проходя по одним и тем же тропкам.

И там у реки я однажды его окликнул:

– Как дела, Эндрю?

Он хмуро посмотрел на меня:

– Ну, он не так уж плохо находит дорогу. Конечно, я за ним приглядываю и никогда не хожу с ним на заболоченный луг.

– Отлично. Так и надо. Ну, а вы сами?

– Вас это действительно интересует?

– Конечно.

– Сегодня у меня хороший день. – Он попытался улыбнуться. – Мне только очень тревожно и скверно на душе. А в плохие дни меня душит страх и я не знаю, куда деваться от отчаяния и полной беспросветности.

– Это очень грустно, Эндрю.

Он пожал плечами.

– Только не думайте, что я упиваюсь жалостью к себе. Вы же сами меня спросили. Во всяком случае, я придумал способ, как справляться. Утром гляжу на себя в зеркало и говорю: "Ладно, Вайн, наступает еще один жуткий день, но ты будешь работать и будешь заниматься своей собакой".

– Вы молодец, Эндрю. И все пройдет. Пройдет бесследно – вам даже вспоминать будет странно.

– Доктор говорит то же самое, но пока… – Он быстро перевел взгляд на фокса: – Пошли, Рой!

Он резко повернулся и зашагал прочь. Фоксик затрусил позади. Эндрю расправил плечи, упрямо пригнул голову, и во мне проснулась надежда – такой яростной решимостью дышала вся его фигура.

Надежда меня не обманула: и Эндрю, и Рой вышли победителями из своего тяжелого испытания. Я понял это уже через несколько месяцев, но ярче всего живет в моей памяти встреча с ними года два спустя. Произошла она на той же плоской вершине холма, где я впервые увидел Роя, когда он радостно носился среди цветущего дрока.

Да и теперь его никак нельзя было назвать грустным: он уверенно бегал по ровному зеленому дерну, что-то вынюхивал и время от времени безмятежно задирал ногу у каменной ограды на склоне.

Увидев меня, Эндрю засмеялся. Он пополнел и казался другим человеком.

– Рой знает тут каждую пядь земли, – сказал он. – По-моему, это самое любимое его место. Видите, как он блаженствует!

Я кивнул.

– Выглядит он вполне счастливым.

– Да, ему хорошо. Он ведет полную жизнь, и, честно говоря, я порой забываю, что он слеп. – Помолчав, Эндрю добавил: – Вы тогда были правы: предсказали, что будет именно так.

– И чудесно, Эндрю! – сказал я. – У вас ведь тоже все хорошо?

– Да, мистер Хэрриот. – Его лицо на миг омрачилось. – Вспоминая то время, я просто не могу понять, как мне удалось выкарабкаться. Словно я провалился в темный овраг и все-таки мало-помалу сумел выбраться на солнечный свет.

– Да, я заметил, вы совсем такой, как прежде.

Он улыбнулся.

– Не совсем. Я стал лучше… то есть лучше, чем был раньше. Это жуткое время пошло мне на пользу. Помните, вы сказали, что я сам себя терзаю? Потом я понял, что только этим всю жизнь и занимался. Принимал к сердцу любую пустячную неприятность и изводил себя.

– Можете не объяснять, Эндрю, – сказал я печально. – В этом я и сам мастак.

– Что же, наверное, таких, как мы, много, только я достиг особого мастерства, и вы видели, во что мне это обошлось. Собственно, выручил меня Рой – то, что надо было о нем заботиться. – Он вдруг просиял: – Нет, вы только поглядите!