Когда я кончил, она заняла обычную свою позицию возле головы, и, уходя, я заметил, что она как-то странно покачивается, но потом сообразил, что она, сидя, виляет хвостом, скрытым в соломе.
– Во всяком случае, Джуди довольна, – сказал я.
– Еще как! – кивнул фермер. – Ей нравится во все соваться. Она ведь вылизывает каждого новорожденного теленка, а когда наша кошка котится, так и каждого котенка.
– Прямо повитуха, а?
– Во-во! И еще одна странность: она просто живет на скотном дворе, У нее хорошая теплая конура, так она в нее и не заглядывает, а спит каждую ночь в соломе рядом со скотиной.
Снова я навестил бычка неделю спустя, и на этот раз, увидев меня, он начал носиться по стойлу, точно скаковая лошадь. Когда наконец я, запыхавшись, загнал его в угол и ухватил за морду, во мне все ликовало. Я сунул пальцы ему в рот: язык стал упругим и уменьшился почти до нормальных размеров.
– Сделаем еще инъекцию, Эрик, – сказал я. – Если не очистить все как следует, язык начнет опять деревенеть. – Я принялся разматывать шланг. – Кстати, я что-то не вижу Джуди.
– Так она, наверное, решила, что он уже выздоровел. Да и нынче у нее другая забота. Вон поглядите!
Я взглянул в дверь и увидел, что Джуди торжественно выступает по двору, неся во рту что-то желтое и пушистое.
Я вытянул шею.
– Что это она несет?
– А цыпленка.
– Цыпленка?
– Ну да. Вывелись месяц назад. Так старушка решила, что им лучшее место в конюшне. Устроила им там гнездо и все пробует свернуться вокруг них, только ничего у нее не получается.
Джуди скрылась в конюшне, но вскоре появилась снова и побежала к кучке цыплят, которые весело поклевывали между булыжниками, осторожно забрала одного в пасть и направилась к конюшне. Оттуда ей навстречу выбежал первый цыпленок и засеменил к остальной компании.
Усилия ее пропадали напрасно, но я не сомневался, что она не отступится – такой уж она родилась, Джуди, собака-сиделка никогда не сменялась с дежурства.
57
Мое пребывание в госпитале порождало у меня много разных мыслей. Например, что в моей ветеринарной практике я держу нож, а не лежу под ножом, и это много предпочтительнее.
И мне вспомнилось, с каким удовольствием года за два до войны я занес скальпель над распухшим собачьим ухом. Тристан, томно облокотившийся о стол, держал анестезионную маску у собачьего носа. В операционную вошел Зигфрид. Он бросил беглый взгляд на пациента.
– А, да! Гематома, про которую вы мне рассказывали, Джеймс… – Но тут он посмотрел на брата: – Боже великий, ну и вид у тебя с утра! Когда ты вчера вернулся?
Тристан обратил к нему бледную физиономию: между опухшими веками еле проглядывали покрасневшие глаза.
– Право, не знаю. Довольно поздно, как мне кажется.
– Довольно поздно! Я вернулся с опороса в четыре утра, а ты еще не явился! Где ты, собственно, был?
– Я был на балу содержателей лицензированных заведений. Отлично, между прочим, организованном.
– Еще бы! – Зигфрид гневно фыркнул. – Ты ничего не пропускаешь, а? Банкет метателей дротиков, пикник звонарей, вечер голубеводов и вот теперь – бал содержателей лицензированных заведений! Если где-то есть случай налакаться, уж ты его не упустишь!
Под огнем Тристан всегда проникался особым достоинством, и теперь он закутался в него, как в ветхий плащ.
– Дело в том, – сказал он, – что многие содержатели указанных заведений входят в число моих друзей.
Его брат побагровел.
– Охотно верю. Лучшего клиента, чем ты, у них, наверное, не было и никогда не будет.
Вместо ответа Тристан внимательно проверил анестезионный аппарат.
– И еще одно, – продолжал Зигфрид. – Я постоянно встречаю тебя с разными девицами. А ведь ты, предположительно, готовишься к экзамену.
– Ты преувеличиваешь! – Тристан оскорбленно посмотрел на него. – Не спорю, я иногда люблю женское общество – как и ты сам!
Тристан свято верил, что нападение – лучший вид обороны, а это был меткий удар: прекрасные поклонницы Зигфрида буквально осаждали Скелдейл-Хаус.
Но старший брат и глазом не моргнул.
– Причем тут я? – рявкнул он. – Я-то сдал все экзамены. Мы говорим о тебе. Ведь это тебя я видел позавчера вечером с новой официанткой из "Гуртовщиков"? Ты тут же юркнул за угол, но я знаю, что это был ты!
Тристан откашлялся.
– Очень возможно. Мы с Лидией друзья. Она очень милая девушка.
– Вполне допускаю. Но мы говорим не о ней, а о твоем поведении. Я требую, чтобы ты проводил вечера дома за учебниками. Хватит напиваться и бегать за юбками! Понятно?
– Более чем! – Тристан изящно наклонил голову и прикрутил клапан анестезионного аппарата.
Зигфрид, тяжело дыша, еще несколько секунд жег его взглядом. Такие нотации всегда выматывали его. Потом он быстро повернулся и ушел.
Едва дверь за ним закрылась, Тристан весь поник.
– Пригляди за аппаратом, Джим, – просипел он, пошел к раковине в углу, налил в мензурку холодной воды и выпил ее одним долгим глотком. Потом смочил кусок ваты и приложил его ко лбу.