Все почтительно следили, как он неторопливо и внушительно извлек очешник из внутреннего кармана, открыл его, вынул старомодные очки в стальной оправе и сдул соломинки и мякину, проникшие в очешник. С тихим достоинством и внушительностью он неспешно заложил дужки за уши и слегка наморщил нос, чтобы все оказалось на положенном месте. Затем он опустил руку в карман жилета.
Когда она вновь появилась наружу, в ней было что-то, но что именно, мне удалось разглядеть не сразу, потому что огромный большой палец почти заслонял неведомый предмет. Затем я разобрал, что это — миниатюрная записная книжечка, примерно два на два дюйма — один из тех сувенирчиков, какие люди дарят друг другу на Рождество.
— Что это? Запись стада? — спросил я.
— Ага. Тут они все. — Уолтер небрежно перелистал странички мозолистыми пальцами и прищурился сквозь очки. — Номер у этой коровы, значит, восемьдесят четвертый.
— Чудесно, — сказал я. — Сейчас проверю на всякий случай, а дальше пойдем прямо по записям. — Я заглянул в ухо первой коровы. — Странно! Насколько я разглядел, ее номер — двадцать шестой.
Братья по очереди заглянули в злополучное ухо.
— Верно, сорр, верно. Номер-то ее двадцать шестой.
Уолтер пожевал губами.
— Так она же от Незабудки, верно?
— Не-а, — ответил Фенвик, — она от Медуницы.
— Вот уж нет, — буркнул Томас. — Медуницу мы продали Тиму Джефферсону, когда эта еще и не родилась. Она от Бренды.
Уильям покачал головой.
— Сдается мне, мы ее телкой купили у Боба Эшли.
— Ну хорошо, хорошо! — Я поднял ладонь. — Записываем ее двадцать шестой. — Не вмешаться я не мог: это же был не спор, а неторопливое обсуждение, грозившее затянуться надолго. Я записал номер в свою тетрадь и сделал инъекцию. — Ну, а следующая?
— Уж эту-то я знаю! — категорично заявил Уолтер, тыча пальцем в свою книжечку. — Тут ошибки не будет. Номер пятый, вот она кто!
Я заглянул в ухо.
— Сто тридцать седьмой номер.
И вновь началось: «Она ж купленная, так?», «Не-а, она от Копуши», «Так Копуша же одних бычков приносила»...
Я опять поднял ладонь.
— Мне кажется, дело пойдет быстрее, если мы просто будем заглядывать в уши. Время ведь идет!
— Ага, верно, сорр. Идет, идет время. — Уолтер философски возвратил запись стада в жилетный карман, и мы приступили к трудоемкой процедуре выстригания участочка на коровьей шее, измерения и инъекции, а вдобавок еще приходилось протирать ухо каждого животного тряпочкой, смоченной спиртом, чтобы установить номер — а многие из них успели превратиться в не слишком вразумительные наборы точек. Порой Уолтер сверялся со своей книжечкой:
— Верно-верно, девяносто два. Я так и думал. Тут же все записано.
А схватки с бычками в отдельных стойлах вокруг скотного двора можно уподобить только пребыванию в парильне грязной турецкой бани в застегнутом клеенчатом плаще. Братья без труда хватали могучих животных, и даже самые сильные бычки скоро утихомиривались и уже не пытались вырваться из этой мощной хватки. Но я заметил одну странную вещь: пальцы у братьев были такие толстые и огромные, что они выскальзывали из ноздрей неподвижного животного.
Времени на это ушло масса, но всему приходит конец. В косматой шее последнего маленького теленка выстрижен участок, он отчаянно замычал от укола иглы, и вот я уже на свежем воздухе бросаю плащ в багажник. Я взглянул на часы — ровно три, и от расписания я теперь отстаю почти на два часа. Не говоря уж о том, что я измучился от жары, что с пальцев моей правой ноги содрана кожа, там, где на нее наступила корова, а на левой ступне — огромный синяк от подкованного гвоздями каблука Фенвика, надавившего на нее всей тяжестью во время схватки с особенно упрямым бычком. Я захлопнул багажник и захромал к дверце, внезапно ощутив некоторые сомнения относительно этой легкой министерской работы.
Надо мной возник Уолтер.
— Зайдите-ка в дом, передохните, выпейте чайку, — сказал он, любезно кивая.
— Вы очень добры, мистер Хагилл, и я был бы рад принять ваше приглашение. Но мне надо побывать еще во многих местах, и не понимаю, как я успею. Я переоценил свои силы и не учел, сколько времени уйдет на проверку вашего стада. Я просто последний идиот.
И братья искренне согласились:
— Верно, сорр, верно, верно.
Ну, с туберкулинизацией на этот день было покончено, но предстояло провести десять инспекций, и первую я должен был начать два часа назад. Нажимая на педаль газа, я чувствовал в желудке тот камень, который всегда появлялся там, когда я старался угнаться за временем.
Одной рукой сжимая баранку, а другой развязывая пакет с моим обедом, я извлек кусок ветчины, упакованный миссис Холл, и пирог с начинкой из яиц, после чего принялся жевать их на ходу.