Я сам люблю футбол, но у меня и в мыслях не было, что, отстаивая честь «Кестрелс», Лен способен прибегнуть к физическому насилию. Он всегда казался мне на редкость кротким и покладистым парнем.
Очнулся я, по-видимому, через секунду и мог бы еще долго пролежать на прохладной траве, но в висках отчаянно билась мысль, что операция не закончена. Я замигал и приподнялся на локте.
Нелли по-прежнему мирно спала на фоне зеленых холмов. Мистер Бертуисл, прижимая ладонями ее шею, с тревогой глядел на меня, а Лен лежал поперек коровьей туши в глубоком обмороке.
— Он вас сильно ушиб, мистер Хэрриот?
— Да нет… нет… совсем не сильно. Но что произошло?
— И как это я вас не предупредил? Он же крови видеть не может, дубина стоеросовая. — Фермер бросил негодующий взгляд на неподвижное тело сына. — Только я в первый раз вижу, чтобы его так быстро скрутило. Так прямо на вас и рухнул!
Я скатил Лена на траву и снова начал накладывать повязку. Опасаясь послеоперационного кровотечения, бинтовал я неторопливо и тщательно. Поверх бинта я в несколько слоев навертел пластырь с цинковой мазью.
— Можете снять с нее намордник, мистер Бертуисл. Вот и все.
Я уже начал мыть в ведре инструменты, когда Лен пошевелился и сел на траве почти столь же внезапно, как и лишился чувств. Лицо у него было белым как мел, но он посмотрел на меня с обычной дружеской усмешкой.
— Вы вроде бы что-то говорили про «Кестрелс», мистер Хэрриот?
— Нет, Лен, — поспешно ответил я. — Вам послышалось.
Три дня спустя я приехал еще раз и снял повязку, заскорузлую от крови и гноя. Я снова присыпал культю йодоформом и наложил чистую вату.
— Теперь она быстро пойдет на поправку, — сказал я.
И действительно, Нелли уже выглядела много бодрее и даже наступала на больную ногу — правда, бережно и осторожно, словно ей не верилось, что источник ее мучений исчез.
Когда она отошла, я мысленно постучал по дереву: такая операция может оказаться бесполезной, если процесс перекинется на другой палец. А уж тогда остается только вызвать живодера и кое-как подавить горькое разочарование.
Но на этот раз все обошлось. Когда я снял вторую повязку, нога уже совсем зажила, и прошло больше месяца, прежде чем я вновь увидел Нелли.
Я делал прививку одной из свиней мистера Бертуисла и спросил между прочим:
— Да, а как Нелли?
— Пойдемте, поглядите сами, — ответил фермер. — Она на лугу по ту сторону дороги.
Мы пошли туда, где белая корова деловито щипала траву среди своих товарок. По-видимому, с тех пор как я ее видел, она занималась этим с большим усердием и успела вернуть себе былую упитанность.
— Ну-ка пройдись, красавица! — Фермер легонько ткнул ее большим пальцем. Нелли сделала несколько шагов и, облюбовав особенно сочный участок, вновь принялась за траву. Она даже не прихрамывала.
— Очень хорошо, — сказал я. — И удой большой?
— Да, опять дает по пять галлонов! — Он извлек из кармана сильно помятую жестянку с надписью «Табак», отвинтил крышку и вытащил старинные часы. — Десять часов, молодой человек. — Лен уже вернулся домой выпить чаю и перекусить. Можно предложить и вам чашечку?
Расправив плечи, я вошел следом за ним на кухню и тут же попал под обычный обстрел.
— В субботу такое было, со смеху помрешь, — Лен захохотал. — Судил Уолтер Гиммет и назначил в ворота «Кестрелс» два пеналя. Так ребята что сделали?..
— Уж как жалко старичка Брента! — Наклонив голову набок, миссис Бертуисл скорбно посмотрела на меня. — Мы его в субботу схоронили и…
— А знаете, мистер Хэрриот, — вмешался ее супруг, — когда вы сказали, что Нелли будет опять давать по пять галлонов, я думал, вы мне голову морочите. Прямо не поверил…
— …окунули сукина сына в лошадиную колоду. Будет знать, как назначать «Кестрелс» пенали…
— …сегодня ему бы девяносто лет сравнялось, бедненькому. В деревне все его любили, и на панихиде было полно народу. Священник сказал…
— …что такое бывает. Я-то просто прикинул, может, она немного в тело войдет, — чтобы можно было ее на мясо отправить. Вот уж спасибо…
В этот момент, судорожно стиснув чашку в пальцах, я случайно увидел свое отражение в надтреснутом зеркале над раковиной и ужаснулся. Мои глаза тупо смотрели куда-то в пространство, а лицо исказилось до неузнаваемости. Губы раздвинуты в идиотской улыбке (дань юмористической ситуации с Уолтером в конской колоде), в глазах печаль по случаю кончины мистера Брента и — готов поклясться — скромная гордость в связи с удачным исходом операции, которой подверглась Нелли. А поскольку я пытался одновременно смотреть в три разные стороны, то могу с полным правом утверждать, что я прилагал все усилия.