Я скрипнул зубами. Ну прекрати же! И тут меня осенило.
— Одну минутку! — перебил я. — Вы сказали — гнездышко?
— Да, она царапает одеяло уж не знаю сколько времени, а потом укладывает на него Эммелину.
— Так-так! — Еще вопрос, и все станет ясно. — А когда у нее в последний раз была течка?
Дама постучала себя пальцем по щеке.
— Дайте подумать… Да в середине мая. Значит, девять недель назад.
Вот она — разгадка!
— Будьте добры, положите ее на спину, — сказал я.
Вытянувшись на спине, Люси устремила страдальческий взгляд в потолок, а я легонько провел пальцами по ее молочным железам. Они были тугими и вздутыми. Когда я слегка потянул за сосок, из него показалась капля молока.
— У нее ложная беременность, — сказал я.
Дама поглядела на меня круглыми глазами.
— Что-что?
— Довольно частое явление у сук. Они как бы ощущают, что у них будут щенки, и к концу цикла приходят в это состояние. Приготовление гнезда — очень типичное явление, а у некоторых даже вздувается живот. И у них появляются всяческие странности.
— Только подумать! — Дама засмеялась. — Люси, ах ты дурочка! Так напугать нас по пустякам! — Она поглядела на меня. — Она еще долго останется такой?
Я пустил горячую воду и начал мыть руки.
— Нет, не очень. Я вам дам таблетки. Если через неделю не пройдет, загляните за новой порцией. Но в любом случае не беспокойтесь. Рано или поздно она станет прежней.
Я прошел в аптеку, насыпал таблеток в коробочку и вручил ее даме. Поблагодарив меня, она повернулась к своей собачке, которая сидела на полу, мечтательно глядя в пространство.
— Идем, Люси! — сказала она, но пудель и ухом не повел. — Люси! Я тебе говорю! Мы уходим! — Она пошла по коридору, но собачка только наклонила голову набок, точно прислушиваясь к какой-то внутренней музыке. Минуту спустя ее хозяйка вернулась и с досадой посмотрела на нее. — Ах ты, гадкая упрямица! Ну, ничего не поделаешь…
Она открыла сумочку и достала голыша. Эммелина запищала, и Люси поглядела на нее со смутным обожанием. Писк начал удаляться по коридору, Люси пошла следом, как зачарованная, и скрылась за углом.
Я виновато улыбнулся Давиду.
— Ну едем, — сказал я. — Ты хочешь посмотреть, как лечат скот; могу тебя заверить, что это совсем-совсем другое!
В машине я продолжал:
— Пойми меня правильно. Я вовсе не отношусь пренебрежительно к работе с мелкими животными. Безусловно, эта ветвь нашей профессии требует особенно высокой квалификации, и я глубоко убежден, что оперировать их — большое и сложное искусство. Просто не суди об этом по Эммелине. Впрочем, нам, прежде чем ехать на фермы, придется навестить еще одну собаку.
— А какую? — спросил мальчик.
— Ну, мне позвонил мистер Рингтон и сказал, что его далматинка совсем переменилась. Она ведет себя настолько странно, что он не рискнул привести ее на прием.
— Как по-вашему, что с ней?
Я задумался.
— Конечно, это глупо, но почему-то мне сразу померещилось бешенство, самая страшная из собачьих болезней. Слава богу, благодаря строжайшим карантинным правилам нам пока удается не допустить ее в страну. Но в колледже нас так упорно предупреждали против бешенства, что я всегда держу его в уме, хотя и не ожидаю столкнуться с ним на практике. А с далматинкой может быть все что угодно. Надеюсь только, что она не бросается на людей, — ведь в таких случаях собак нередко приходится усыплять, а мне это всегда тяжело.
Первые слова мистера Рингтона отнюдь не рассеяли моей тревоги.
— Последнее время Тесса стала очень злобной, мистер Хэрриот. Несколько дней назад она вдруг поскучнела и принялась рычать по всякому поводу. Откровенно говоря, она начала бросаться на чужих. Утром вцепилась почтальону в лодыжку. Крайне неприятно!
Настроение у меня еще больше упало.
— Даже укусила! Просто не верится. Она всегда была такой кроткой. Я ведь делал с ней, что хотел.
— Да-да, — пробормотал мистер Рингтон. — А уж с детьми она была просто овечкой. Я ничего не понимаю. Но пойдемте к ней.
Далматинка сидела в углу гостиной и угрюмо на нас посмотрела. Мы с ней были старыми друзьями, а потому я спокойно подошел и протянул руку со словами «Здравствуй, Тесса». Обычно в ответ она бешено виляла хвостом и только что не лизалась, но сегодня ее тело замерло и напряглось, а зубы грозно обнажились. Она не зарычала, но верхняя губа пугающе взлетела, точно на пружине.
— В чем дело, старушка? — спросил я, и клыки вновь беззвучно сверкнули, а глаза загорелись свирепой первобытной ненавистью. Я ничего не понимал — Тессу просто нельзя было узнать.
— Мистер Хэрриот, — опасливо окликнул меня хозяин. — На вашем месте я не стал бы к ней подходить.
Я отступил на шаг.
— Да, пожалуй. Вряд ли она позволит мне произвести осмотр. Но неважно, расскажите подробности.
— Собственно, рассказывать больше нечего, — растерянно ответил мистер Рингтон. — Она просто стала другой — вы же сами видите.
— Ест хорошо?
— Очень. Съедает все, что ей ни дай.
— Никаких необычных симптомов?
— Никаких, если не считать этой перемены в характере. Домашних она к себе подпускает, но, честно говоря, любого чужого человека, если он подойдет слишком близко, искусает.