– Нитевидный паразит. Крохотный глист, который поселяется в бронхах и вызывает бронхит. Эту болезнь иногда так и называют – паразитарный бронхит. Личинки вползают на стебли травы, и животные их проглатывают, когда пасутся. Луга сплошь и рядом бывают сильно заражены… – Я умолк. Сейчас было не до лекций. А сказать то, что рвалось у меня с языка, я не мог. Почему, почему, во имя всего святого, она не вызвала меня раньше?! Ведь теперь речь шла уже не о бронхите, а о пневмонии, плеврите, эмфиземе и прочем, чем только могут страдать легкие, и не о десятке-другом тонких как волоски червей, раздражающих бронхи, – теперь они копошились там сплошной массой, сбивались в комья, закупоривали крупные бронхи, преграждая доступ воздуха. Мне приходилось вскрывать немало таких телят, и я знал, что делается у них в легких.
Я перевел дух и сказал:
– Положение тяжелое, миссис Далби. С заражением было бы справиться довольно просто, если бы телят сразу убрать с пастбища. Но теперь болезнь зашла слишком далеко. От них же одни скелеты остались. Жаль, что мне не случилось посмотреть их раньше.
Она взглянула на меня со страхом, и я не стал развивать эту тему. Зачем было сыпать соль на рану, словно подтверждая глубокое убеждение ее соседей, что рано или поздно, а ей беды не миновать, – что она понимает в земле и скотине? Билли уж, наверное, не выпустил бы телят на этот заболоченный луг. И в любом случае при первых же признаках заражения запер бы их в коровнике. От Чарли тут помощи ждать не приходилось: работником он был честным и усердным, но являл собой живое воплощение йоркширского присловья «вся сила в руки ушла, а для головы ничего не осталось». Ведение хозяйства на ферме – дело очень непростое, а Билли, знающего скотовода и опытного земледельца, умевшего все предвидеть и все рассчитать, больше не было в живых.
Миссис Далби выпрямилась с обычным своим спокойным достоинством.
– Так что же мы можем сейчас сделать, мистер Хэрриот?
В те дни честный ответ был только один: с медицинской точки зрения – ничего. Но я этого не сказал.
– Их необходимо немедленно увести в стойла. Каждый глоток этой травы увеличивает количество паразитов. Чарли тут?
– Да. Чинит ограду на соседнем лугу.
Она быстро побежала туда и минуты через две вернулась в сопровождении неуклюжего силача.
– То-то я все думал, болотный кашель у них, не иначе, – произнес он благодушно, а затем с интересом осведомился: – Вы им глотки промывать будете?
– Да… да… Но прежде их надо увести в коровник.
Пока мы медленно гнали телят вниз по склону, я в очередной раз с горечью дивился этой неизменной вере в целебную силу внутритрахеального впрыскивания. Настоящего лечения тогда не существовало, и должны были пройти еще два десятилетия до появления диэтилкарбамазина, но обычно в трахею впрыскивали смесь хлороформа, скипидара и креозота. Нынешние ветеринары, вероятно, только брови поднимут при мысли, что подобное адское снадобье вводилось прямо в нежную ткань легких, да и мы в те времена уже не были особенно высокого мнения об этом способе лечения, но фермерам он очень нравился.
Когда мы наконец водворили телят в загон перед коровником, я оглядел их уже с полным отчаянием. Шли они недолго и под гору, но состояние их ухудшилось катастрофически: вокруг гремела настоящая симфония кашля, хрипов и стонов, повсюду виднелись высунутые языки, тяжело вздымающиеся бока – телята боролись за каждый глоток воздуха.
Я принес из машины бутыль с чудотворной смесью и приступил к процедуре, в пользу которой сам не верил. Чарли держал голову бычка или телушки, маленькая миссис Далби висела на хвосте, а я, ухватив левой рукой трахею, вводил шприц между хрящевыми кольцами и впрыскивал в просвет несколько кубиков панацеи. Теленок рефлекторно кашлял, обдавая нас ее характерным запахом.
– Вот воняет так воняет! – объявил Чарли с большим удовлетворением. – До самого, значит, места доходит!
Почти все фермеры говорили что-нибудь такое. С безоговорочной истовой верой. Учебники с олимпийским спокойствием объясняли, что хлороформ оглушает глистов, скипидар их убивает, а креозот усиливает кашель, очищающий от них легкие. Но я не верил ни единому слову. Положительные результаты, по моему мнению, были следствием того, что телята переставали есть зараженную траву.
Однако я знал, что обязан прибегнуть к этому сомнительному средству, а потому мы обработали всех телят в загоне. Их было тридцать два, и миссис Далби помогала поймать каждого из них. Не дотягиваясь до шеи, она вцеплялась в хвост и оттесняла теленка к стене. Восьмилетний Уильям, ее старший сын, вернулся из школы и кинулся помогать матери.
Напрасно я повторял: «Осторожнее, миссис Далби», – а Чарли испуганно буркал: «Э-эй, хозяйка! Поостерегитесь, не то охромеете!» – ни она, ни мальчуган не сдавались, хотя телята брыкали их, наступали на пальцы, сбивали с ног.
Отпустив хвост последнего бычка, маленькая женщина обернулась ко мне. Ее обветренное лицо было даже краснее обычного. Еле переводя дыхание, она спросила:
– А еще что сделать можно, мистер Хэрриот?