Читаем О всех созданиях – прекрасных и разумных полностью

Фермер, оправившись от первого испуга, энергично потирал верхнюю губу, вежливо борясь с хохотом, но его маленькая дочка, наблюдавшая за всеми событиями с наваленного в углу сена, не унаследовала его деликатности. Восторженно визжа, она тыкала в меня пальцем:

– Ой, папка! Ты погляди на него! Папка, ты видел? Какой смешной! – Она буквально билась в конвульсиях. Ей было не больше пяти, но, не сомневаюсь, это зрелище она запомнила на всю жизнь.

Наконец я поднялся с пола и сумел, спасая свое достоинство, представить случившееся пустяком. Отъехав, однако, от фермы мистера Дейкра на милю, я остановил машину и ощупал себя с ног до головы. Все ребра дружно ныли, словно меня переехал небольшой дорожный каток, а на левой ягодице, несомненно, зрел синяк – там, где я приземлился на кутиметр, – но в остальном я, видимо, остался цел и невредим. Стряхнув с брюк щепки и труху, я влез в машину и заглянул в список предстоящих визитов.

Я прочел следующий адрес, и по моему лицу разлилась блаженная улыбка: «Миссис Томпкин. Джейсмин-террас, 14. Подрезать клюв волнистому попугайчику».

Да здравствует бесконечное разнообразие ветеринарной практики! После этого бычищи мне настоятельно требовалось что-то маленькое, слабенькое, безобидное – ну, словом, волнистый попугайчик.

Дом номер четырнадцать стоял в строю скверных кирпичных домишек, которые после Первой мировой войны так любили возводить подрядчики. Я вооружился щипчиками и вылез на узкий тротуар. Выходившую прямо на него дверь мне открыла симпатичная рыжая женщина.

– Я миссис Доддс, соседка, – объяснила она. – Приглядываю за старушкой. Ей ведь восемьдесят с лишком, а живет она одна. Сейчас вот за пенсией ей ходила.

Я вошел в тесную, заставленную мебелью комнатенку.

– Ну вот, миссис Томпкин, – сказала миссис Доддс сидящей в углу старушке и положила на каминную полку пенсионную книжку и деньги. – Вот ваша пенсия. А это мистер Хэрриот. Он сейчас посмотрит Питера.

Миссис Томпкин кивнула и заулыбалась:

– Вот уж спасибо! А то бедняжка ничего не ест – с таким-то клювом! Я за него боюсь! У меня ведь, кроме него, никого на свете нет.

– Понимаю, миссис Томпкин. – Я посмотрел на зеленого попугайчика в клетке у окна. – Эти пичужки – отличная компания, особенно когда они разговаривают.

– Так-то так, – засмеялась она. – Только Питер больше помалкивает. По-моему, он ужасный лентяй. Но мне с ним хорошо.

– Да-да, – ответил я. – Но им и правда пора заняться.

Клюв очень разросся – крючок почти задевал грудку. А впрочем, пустяки: щелкну щипчиками – и его жизнь разом преобразится. Работа удивительно мне под настроение.

Я открыл дверцу и осторожно засунул руку в клетку.

– Не бойся, Питер, не бойся! – ласково приговаривал я, а попугайчик испуганно метался по клетке. Но мне скоро удалось загнать его в уголок и осторожно зажать в пальцах. Я вынул его из клетки, вытащил щипчики… и замер.

Зеленая головка больше бойко не высовывалась из моего кулака, а бессильно свисала. Глаза затянула пленка. Я с недоумением поглядел на него и разжал пальцы. Он неподвижно лежал у меня на ладони. Мертвый.

Облизывая пересохшие губы, я смотрел на яркие перышки, на длинный клюв, который уже не надо укорачивать, на повисшую головку. Я не стиснул его, не был небрежен – и все-таки жизнь в нем угасла. Причиной мог быть только панический страх.

Мы с миссис Доддс обменялись взглядом, полным ужаса, а потом я заставил себя посмотреть на миссис Томпкин. К своему удивлению, я увидел, что она все так же кивает и улыбается.

Отведя соседку в сторону, я спросил:

– Миссис Доддс, видит она не очень хорошо?

– Совсем близорука, а очки, хотя и стара, носить не хочет. Из гордости. Она и на ухо туговата.

– Понимаете… – Сердце у меня все еще отчаянно колотилось. – Просто не знаю, что делать. Если сказать, это же будет для нее таким потрясением! И неизвестно, как она его перенесет.

Миссис Доддс испуганно кивнула:

– Правда-правда. Она же на него надышаться не могла.

– Ну, выход только один, – зашептал я. – Вы не знаете, где бы я мог раздобыть другого попугайчика?

Миссис Доддс задумалась:

– Вот разве у Джека Алмонда? Он на краю города живет и, по-моему, держит всяких птиц.

Я откашлялся, но голос мой все равно прозвучал предательски хрипло:

– Миссис Томпкин, будет лучше, если я приведу Питера в порядок у нас. Я скоро привезу его назад.

Я вышел, а она кивала и улыбалась мне вслед. С клеткой в руке я опрометью скатился с крыльца. Три минуты спустя я был на краю города и стучался в дверь Джека Алмонда.

– Мистер Алмонд? – спросил я плотного мужчину, который открыл мне дверь.

– Он самый, молодой человек! – Меня одарили неторопливой благодушной улыбкой.

– Вы держите птиц?

Он с достоинством выпрямился:

– Держу. И я председатель Общества любителей декоративных птиц Дарроуби и Хоултона!

– Вот и отлично, – пробормотал я. – А зеленого волнистого попугайчика у вас не найдется?

– У меня имеются канарейки. Волнистые попугайчики. Неразлучники. Жако. Какаду…

– Мне бы волнистого!

– У меня имеются белые. Зелено-голубые. Ожерелковые. Охристые.

– Мне бы зеленого…

Перейти на страницу:

Все книги серии Записки ветеринара (полный перевод)

О всех созданиях – больших и малых
О всех созданиях – больших и малых

С багажом свежих знаний и дипломом ветеринара молодой Джеймс Хэрриот прибывает в Дарроуби, небольшой городок, затерянный среди холмов Йоркшира. Нет, в учебниках ни слова не говорилось о реалиях английской глубинки, обычаях местных фермеров и подлинной работе ветеринарного врача, о которой так мечтал Хэрриот. Но в какие бы нелепые ситуации он ни попадал, с какими бы трудностями ни сталкивался, его всегда выручали истинно английское чувство юмора и бесконечная любовь к животным.К своим приключениям в качестве начинающего ветеринара Альфред Уайт (подлинное имя Джеймса Хэрриота) вернулся спустя несколько десятилетий (он начал писать в возрасте 50 лет). Сборник его забавных и трогательных рассказов «О всех созданиях – больших и малых» вышел в 1972 году и имел огромный успех. За этой книгой последовали и другие. Сегодня имя Хэрриота известно во всем мире, его произведения пользуются популярностью у читателей разных поколений и переведены на десятки языков.На русском языке книга впервые была опубликована в 1985 году в сокращенном виде, с пропуском отдельных фрагментов и глав. В настоящем издании представлен полный перевод с восстановленными купюрами.

Джеймс Хэрриот

Классическая проза ХX века
О всех созданиях – прекрасных и разумных
О всех созданиях – прекрасных и разумных

Смешные и трогательные рассказы о животных английского писателя и ветеринара Джеймса Хэрриота переведены на десятки языков. Его добродушный юмор, меткая наблюдательность и блестящий дар рассказчика вот уже несколько десятилетий завоевывают все новых читателей, не переставая удивлять, насколько истории из практики «коровьего лекаря» могут быть интересными. А насколько будни сельского ветеринара далеки от рутины, не приходится и говорить! Попробуйте, например, образумить рассвирепевшего бычка, или сдвинуть с места заупрямившуюся свинью, или превратить в операционную стойло, не забывая при этом об острых зубах и копытах своих четвероногих пациентов. В настоящем издании представлена книга Хэрриота «О всех созданиях – прекрасных и разумных» (1974), в которой, как и в сборнике «О всех созданиях – больших и малых», автор вновь обращается к первым годам своей ветеринарной практики в Дарроуби, вымышленном городке среди йоркширских холмов, за которым проступают черты Тирска, где ныне находится всемирно известный музей Джеймса Хэрриота.

Джеймс Хэрриот

Классическая проза ХX века
О всех созданиях – мудрых и удивительных
О всех созданиях – мудрых и удивительных

В издании представлен третий сборник английского писателя и ветеринара Джеймса Хэрриота, имя которого сегодня известно читателям во всем мире, а его произведения переведены на десятки языков. В этой книге автор вновь обращается к смешным и бесконечно трогательным историям о своих четвероногих пациентах – мудрых и удивительных – и вспоминает о первых годах своей ветеринарной практики в Дарроуби, за которым проступают черты Тирска, где ныне находится всемирно известный музей Джеймса Хэрриота. В книгу вошли также рассказы о том, как после недолгой семейной жизни молодой ветеринар оказался в роли новоиспеченного летчика Королевских Военно-воздушных сил Великобритании и совершил свои первые самостоятельные полеты.На русском языке книга впервые была опубликована в 1985 году (в составе сборника «О всех созданиях – больших и малых»), с пропуском отдельных фрагментов и целых глав. В настоящем издании публикуется полный перевод с восстановленными купюрами.

Джеймс Хэрриот

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика

Похожие книги

Дар
Дар

«Дар» (1938) – последний завершенный русский роман Владимира Набокова и один из самых значительных и многоплановых романов XX века. Создававшийся дольше и труднее всех прочих его русских книг, он вобрал в себя необыкновенно богатый и разнородный материал, удержанный в гармоничном равновесии благодаря искусной композиции целого. «Дар» посвящен нескольким годам жизни молодого эмигранта Федора Годунова-Чердынцева – периоду становления его писательского дара, – но в пространстве и времени он далеко выходит за пределы Берлина 1920‑х годов, в котором разворачивается его действие.В нем наиболее полно и свободно изложены взгляды Набокова на искусство и общество, на истинное и ложное в русской культуре и общественной мысли, на причины упадка России и на то лучшее, что остается в ней неизменным.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза
Полет Сокола
Полет Сокола

Армино Фаббио работает гидом в туристической компании. Вместе с туристами на автобусе он переезжает из одного города Италии в другой. Такой образ жизни вполне его устраивает. Но происшествие, случившееся в Риме (возле церкви убита нищенка, в которой Армино узнает служанку, когда-то работавшую в доме родителей), заставляет героя оставить работу и вернуться в Руффано — городок, где прошло его детство. Там неожиданно для себя он находит брата, который считался погибшим в 1943 году. Хотя вряд ли эту встречу можно назвать радостной. Альдо, профессор университета, живет в мире собственных фантазий, представляя себя герцогом Клаудио, по прозвищу Сокол, который за несколько веков до настоящих событий жил в Руффано и держал в страхе все население городка. Эта грань между настоящим и будущим, вымыслом и реальностью, на первый взгляд такая тонкая, на деле оказывается настолько прочной, что разорвать ее может только смерть.

Дафна дю Морье

Классическая проза ХX века
Уроки дыхания
Уроки дыхания

За роман «Уроки дыхания» Энн Тайлер получила Пулитцеровскую премию.Мэгги порывиста и непосредственна, Айра обстоятелен и нетороплив. Мэгги совершает глупости. За Айрой такого греха не водится. Они женаты двадцать восемь лет. Их жизнь обычна, спокойна и… скучна. В один невеселый день они отправляются в автомобильное путешествие – на похороны старого друга. Но внезапно Мэгги слышит по радио, как в прямом эфире ее бывшая невестка объявляет, что снова собирается замуж. И поездка на похороны оборачивается экспедицией по спасению брака сына. Трогательная, ироничная, смешная и горькая хроника одного дня из жизни Мэгги и Айры – это глубокое погружение в самую суть семейных отношений, комедия, скрещенная с высокой драмой. «Уроки дыхания» – негромкий шедевр одной из лучших современных писательниц.

Энн Тайлер

Проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее