О всех созданиях - прекрасных и удивительных

Фермочку в Брансетте купили некие Питерсы. По странному совпадению они тоже приехали из Тиссайда, но только мистер Питерс был богатым директором крупного химического концерна и ферму приобрел просто, чтобы отдыхать на лоне природы. Для этой цели она подходила идеально, тем более что его подрастающие дети обожали верховую езду. Вскоре на лугах там уже паслись лошади и пони. Летом миссис Питерс нередко жила на ферме безвыездно с детьми. Люди они были милые, о своих животных заботились, и я часто к ним наведывался.

Дом перестроили до неузнаваемости, и теперь я пил там уже не чай, но кофе в изящной гостиной с антикварным столом, мебелью в веселых чехлах и картинами по стенам. Старые службы преобразились в новые конюшни с яркими свежевыкрашенными дверями.

Только построенный Фрэнком щегольский коровник остался в небрежении. В нем хранили корм и солому для лошадей.

Когда я заглядывал туда и видел густую пыль на полу, грязные, почти не пропускающие света стекла в больших окнах, паутину повсюду, ржавеющие поилки, тюки соломы, кучи торфа и мешки с овсом там, где когда-то коровы Фрэнка так гордо праздновали новоселье, у меня всегда мучительно сжималось сердце.

Вот и все, что осталось от чьей-то заветной мечты.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

— Так нужна вам эта работка или нет? — Уолт Барнетт высился в дверном проеме приемной, небрежно и без всякого выражения оглядывая меня с головы до ног и с ног до головы. Прилипшая к нижней губе сигарета казалась столь же неотъемлемой от него, как и коричневая фетровая шляпа и лоснящийся темно-синий костюм, плотно облегавший его громоздкую фигуру. Весил он заметно больше центнера, а ярко-красный мясистый жестокий рот и вся грубость его облика предупреждали, что с ним лучше не связываться.

— Э… ну… конечно, она нам нужна, — ответил я. — Просто я прикидывал, когда мы могли бы выбрать для нее время. — Отойдя к письменному столу, я просмотрел еженедельник. — По воскресеньям у нас все занято, а как дальше у мистера Фарнона, я не знаю. Мы вам позвоним.

Мой дюжий посетитель ввалился в приемную без стука и, не здороваясь, буркнул:

— Мне надо коня охолостить, рослого, чистых кровей. Можете?

Я несколько секунд смотрел на него в сомнении — отчасти растерявшись от его высокомерного нахальства, а отчасти из-за характера работки, которая ему требовалась. Меня она не прельщала. Я не люблю иметь дело с рослыми конями чистых кровей, предпочитая им неаристократических жеребят, предназначенных для упряжи, а уж если говорить откровенно, то и вообще шетландских пони. Но работа есть работа, и раз надо, то надо.

— Ну, можете мне звякнуть, коли так, только долго не тяните. — Угрюмые глаза все так же держали меня под прицелом. — И мне требуется хорошая работа, вот что!

— Мы всегда стремимся работать хорошо, мистер Барнетт, — ответил я, стараясь сдержать нарастающее раздражение.

— Обещать-то все горазды, а потом черт-те что напакостят! — отрубил он, злобно кивнул, повернулся и ушел, не закрыв за собой дверь.

Я все еще стоял посреди приемной, сжимая кулаки и что-то бормоча себе под нос, когда туда вошел Зигфрид. Я не сразу осознал, что это он, и несколько секунд яростно на него хмурился.

— Что с вами, Джеймс? — осведомился он. — Легкое несварение желудка?

— Несварение?.. Да нет, нет… А почему вы спросили?

— Так вы же стояли на одной ноге с перекошенной физиономией, точно вас вдруг прихватило.

— Неужели? Это все ваш старый приятель Уолт Барнетт. Он хочет, чтобы мы кастрировали его жеребца, и изложил свою просьбу с присущим ему обаянием. Он мне на нервы действует, скотина!

Из коридора появился Тристан.

— Да, я за стенкой все слышал. Дубина стоеросовая!

Зигфрид немедленно на него накинулся:

— Достаточно! Я не желаю слушать тут подобные выражения. — Он повернулся ко мне. — И право, Джеймс, даже если вы расстроены, это еще не причина прибегать к крепким словам.

— Я не понимаю…

— Некоторые эпитеты и междометия, которыми вы только что сыпали, вас недостойны! — Он развел руками с подкупающей искренностью. — Бог свидетель, я не ханжа, но слышать подобное в этих стенах мне неприятно. — Он помолчал, и его лицо обрело глубочайшую серьезность. — В конце концов, люди, приходящие сюда, нас кормят, и о них следует говорить с уважением.

— Да, но…

— О, я знаю, что некоторые из них не так вежливы, как другие, но вы ни при каких обстоятельствах не должны на них раздражаться. Вам ведь известно избитое присловье: «Клиент всегда прав»? Я считаю, что это прекрасная рабочая аксиома, и сам всегда из нее исхожу. — Он обвел нас с Тристаном торжественным взглядом. — Надеюсь, вы меня поняли. Никаких крепких выражений в приемной, и особенно по адресу клиентов.

— Вам-то хорошо! — взорвался я. — Вы Барнетта не слышали. Я готов терпеть, но всему есть…

Зигфрид наклонил голову набок, и по его лицу разлилась улыбка небесной красоты.