О вы маловерные

Но она уже выскочила из-за стола и бросилась прочь - на ту сторону улицы. Нивен кинул банкноту на скатерть и устремился за Бертой.

Поначалу ей удавалось держаться впереди. В основном потому, что Нивен сам хотел дать ей время остыть. Когда они поравнялись с узеньким проулком, Нивен все же догнал Берту - а она позволила ему нежно взять себя под руку и отвести в тенистую прохладу проулка. .

- Пойми, Джерри, всего-то и нужно - верить. Верить! Разве это так много?

- Верить! - отчеканил Нивен, давая выход неизменно кипевшей в нем ярости. Той ярости, что обычно скрывалась под тонким и фальшивым покровом галантности. - Верить! - рявкнул он. - Опять эта приторная блажь, которую одним деревенским олухам и долдонят! Верь в это, верь в то! Имей, наконец, веру - и ты спасешь свою жопу! Да, тут ты в точку попала! Я не верю!

- Как же тогда женщине поверить в тебя?

Ответ Нивена породило нечто большее, чем просто злоба. В нем заговорила циничная жестокость, что всегда исходит от беспомощности.

- А это ее - слышишь, ты? - только ее проблемы!

Берта вырвала руку и бросилась куда глаза глядят. В глазах у женщины стояли слезы. Вниз по лестнице с обшарпанными ступеньками, а дальше по тому же проулку, но уже ниже.

- Берта! Берта! - беспомощно окликал Нивен.

Huaraches, гласила вывеска, и Serapes.

Заурядная лавка на вонючих задворках приграничного городка, больше известного своими уличными шлюхами, чем древними и сморщенными предсказателями будущего, что вдобавок приторговывали уараче и серапе.

Нивен следовал за Бертой, отчаянно стараясь выбраться из болота собственной невнятицы. Стараясь положить конец их бессмысленному препирательству - и все-таки спасти те жалкие крохи добра, что еще оставались в его засыпанном битым стеклом прошлом. Нивен хотел сказать Берте, что ему нужно что-то постоянное, а не просто славно проведенные минуты - не просто забава для их бренных тел, все тянущихся друг к другу, но так никогда друг друга и не обретающих. Хотел сказать и о том, что потерял веру в свой мир - в мир, похоже, неспособный придать его существованию хоть какую-то осмысленность, какую бы то ни было красоту и жизненность. Но одновременно Нивен прекрасно знал, что слова его, если такие слова вообще найдутся, придут вместе с едва сдерживаемой злобой придут вымученные и раздраженные, придут, оскорбляя и унижая

Берту. А в итоге она опять уйдет. Как и сейчас уходит.

Он следовал за ней по проулку.

И тут из своей лавки выполз древний и сморщенный, сухой, как папирус, мексиканец, согнутый чуть ли не вдвое и подозрительно напоминавший синебрюхую ящерицу, - сама зоркость и хитроумие. Старик предложил предсказать молодой парочке ее будущее.

- Нет-нет, спасибо, - отрезал Нивен, как раз догоняя Берту.

Но девушка с вызовом кивнула и вошла в лавку, оставив своего преследователя в проулке. Впрочем, Нивен тут же последовал за Бертой, рассчитывая, что она вскоре вернется, а тогда уж он точно найдет те самые нужные слова. Но девушка уже глубоко ушла в мускусный полумрак лавки, и старик предсказатель начал раскидывать руны, принялся смешивать какие-то травы с кусочками внутренностей и еще невесть какой дрянью, что, по его уверениям, было непременным условием правдивости и ясности прозрений. Клок шерсти дикого пса. Кусочек мяса с пятки утонувшего младенца. Три капли менструальной крови проститутки-македонки. Круглая присоска со щупальца полипа. Раковина, что сама издавала звуки. Еще черт-те что. Что-то неописуемое, отдающее гнилью. Жуткое и безымянное.

А потом старый шарлатан вдруг заявил, что предскажет будущее не Берте, а... Нивену.

И там, в зловонной духоте лавке, истинные размеры которой терялись в дымном сумраке, старый мексиканец объявил, что Нивен - человек без веры, без религии и без убеждений. А посему он проклят. Он - человек обреченный и потерянный. Старик высказал все то смутное и мрачное, в чем Нивен никогда не осмелился бы признаться самому себе. И тогда, вконец одурев от этого урагана правды, сжигаемый неистовой злобой, Нивен наотмашь ударил старика. Размахнувшись над круглым столиком предсказателя, он со всей силой своего большого тела влепил сморщенному мексиканцу страшную плюху, а следующим движением смел с грязного столика все ингредиенты. Дикий визг Берты донесся уже словно откуда-то издалека.

И в тот же миг - беззвучный взрыв. Могучий удар вышвырнул Нивена из самого себя. В тот недвижный момент безвременья Нивен оказался "там"-не там. Абсолютно необъяснимым образом его куда-то переместили. В некую страну -- в долину - в чашу - в то время-и-место, где лицом к лицу с ним оказался кентавр - мифологическое существо, порождение древних человеческих фантазий.

Huaraches, гласила вывеска, и Serapes.

Считанные мгновения назад Нивен стоял перед живым кентавром. Он видел существо, что покинуло мир задолго до того, как у человека, подобного Нивену, появилось имя. Кентавр был богом без поклоняющихся. Божеством в не верящем в него мире, перед не верящим в него человеком.