В 1974 году я жила летом в деревне. У меня была соседка-знахарка, к ней люди обращались за помощью. Мы сидели как-то на скамейке около ее дома, мимо шел сосед с двумя ведрами воды на коромысле. Она быстро вскочила и, схватив в доме ковш, зачерпнула воды в ведре соседа. Подбежала ко мне и ткнула ковш мне в губы: «Пей!» Я оттолкнула ковш, но немного воды попало все-таки в рот. Через час мне стало плохо, и я с трудом добралась до Москвы. Пошла к врачу, врач осмотрела, попросила подождать, привела еще одного врача. Обе сказали: «Немедленно на операцию. Двадцатисантиметровая опухоль». Я попросила отсрочку для устройства девяностолетней матери и больного мужа. Дали десять дней. Пришла домой в отчаянии. Звонит мне по телефону Катя – я ей все рассказала. Она только спросила меня: «Жжет?» Я отвечаю: «Огнем горит». Она: «Не переживай, тебе
Когда я снова приехала в деревню, колдунья спросила: «Ну что, будет операция?» – она знала, что делала.
Матушка говорила об особой силе святой богоявленской воды. Она нас учила: «Омывайтесь святой богоявленской водою начиная с головы, чтобы она стекала вниз, до конца ног, омывая все тело. Святой воды надо налить немного в кружку и дополнить до верха обычной водой». Она говорила, что
По ночам Матушка молилась, дремала «на кулачке», полулежа. Я как-то ночью подсмотрела: она наклонилась и с кем-то невидимым разговаривала, потом повернулась в мою сторону и говорит: «Ай-ай-ай, зачем ты так?»
Однажды я слышала, как Матушка обращалась к одному всем известному лицу.
В том, что слово проникает всюду, я смогла убедиться и на своем опыте. В одну из Пасх во время моего пребывания в лагере я лежала на нарах и думала о доме, об оставшихся брате и маме и так ясно представила себе дом, время окончания праздничной службы в Москве, как мама идет домой, как они с братом садятся за стол. Мне так захотелось похристосоваться с ними, и я громко в бараке сказала: «Мама, Сережа, Христос Воскресе! Христос Воскресе! Христос Воскресе!» Вскоре я получила от матери письмо, в котором она писала, что в три часа ночи они с братом слышали мой голос и мои слова.
Матушка была совершенно неграмотная, а знала все и ведала. В 1946 году я должна была защищать дипломный проект «Министерство военно-морского флота» (я тогда училась в Архитектурном институте в Москве). Моим руководителем был Емельянов; он, непонятно за что, все время меня преследовал. За пять месяцев он ни разу не проконсультировал меня, решив «завалить» мой диплом. За две недели до защиты он объявил мне: «Завтра придет комиссия и утвердит несостоятельность твоей работы – проект беззубый!» Я пришла домой вся в слезах. Отец в тюрьме, помочь некому, мама на моем иждивении; одна надежда была – защититься и работать.
Матушка выслушала меня и говорит: «Ничего, ничего, защитишься! Вот вечером буду пить чай, поговорим». Я еле-еле дождалась вечера, и вот Матушка говорит: «Поедем мы с тобой в Италию, во Флоренцию, в Рим, посмотрим творения великих мастеров…» И начала перечислять улицы, здания! Остановилась: «Вот палаццо Питти, вот другой дворец с арками; сделай так же, как там: три нижних этажа здания крупной кладкой и сделай две арки въезда». Я была потрясена ее ведением. Утром я прибежала в институт, наложила кальку на проект и коричневой тушью сделала все исправления. В десять часов прибыла комиссия. Посмотрели мой проект и говорят: «А что, ведь проект получился, отлично выглядит – защищайтесь!»
Я как-то говорю: «Матушка, как плохо, что вы не видите, какая земля и какой мир». А она: «Мне Бог однажды открыл глаза и показал мир и творение Свое. И солнышко видела, и звезды на небе, и все, что на земле, красоту земную: горы, реки, травку зеленую, цветы, птичек».
В 1941 году я вышла замуж за атеиста (брак был гражданский), не по любви, а потому, что он спас моего брата. Я поклялась быть ему верной женой. После ранения муж был направлен в Горький. В то время Матушка гостила в Загорске, и я не спросила ее совета. В Горьком мой муж стал работать в штабе. Начал выпивать, приходить поздно, говорил: «Работа, работа!»