Но не только в духовном горении своих великих святых, айв ежедневной жизни своей — особенно ярко выступает это в таинствах — видимая, земная Церковь преображает тварь, преображает земное естество, делая его восприятелищем, носителем Духа Святого. В этом — смысл и значение благодатной жизни Церкви, Высшее объективное выражение этой просветленной жизни ее, этого соединения Земного с Небесным и преображения Земного чрез Небесное имеем в Таинстве Евхаристии. И здесь опять, согласно вере Церкви, соединяются два элемента, две неразрывные стороны одного процесса: Божественная благодать и нравственное активное участие человеческой личности.
Преображение и освящение Земного Небесным — в этом глубочайший смьгсл таинства Евхаристии. Здесь можно сказать дана in nuce, в сконцентрированном и ярком выражении, вся философия христианства, его мистическая жизнь, его обетования и чаяния. Ибо Таинство Евхаристии есть интимнейший нерв жизни Церкви, —оно для сознания верных является высочайшим, полным потрясающей, превозмогающей реальности осуществлением обетования Иисуса: «Вот Я с вами во все дни до скончания века». Присутствие или пришествие к верным Своим прославленного Господа, воскресшего из мертвых, мистическое воспроизведение и переживание смерти и воскресения Его, откровение Божественной действительности в рамках земного естества, начаток обожения человека и просветления всего мира, и, наконец, горячие чаяния грядущего Царства славы — вот основные мотивы, сплетающиеся в Таинстве Евхаристии.
Присутствие Господа. Оно ясно звучит в установительных словах Тайной Вечери: «Сие есть Тело Мое, сия есть Кровь Моя Нового Завета», и в рассказе о явлении Иисуса двум ученикам, шедшим в Эммаус, и о том, «как Он узнан был ими в преломлении Хлеба», и в словах Павла в его первом Послании к Коринфской общине: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой… Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова … Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господа». Ибо Господь здесь, подлинно и реально здесь, в Своей плоти и крови, в момент совершения Таинства. Этот трепет и радость ощущения близости Господа, приближения Его в Евхаристических Дарах пробегает чрез заключительные слова древнейшей дошедшей до нас евхаристической молитвы (в «Учении 12 Апостолов»): «Осанна Богу Давидову. Если кто свят, то пусть приступает; если же нет, то пусть покается». И, наконец, завершительный благовейно–трепетный возглас: «
Весь центр древних литургий Церкви есть моление об этом Пришествии Господа, о сошествии Духа или Логоса на предложенные Дары и освящении их в плоть и кровь Христову. Так называемая «анафора Серапиона» — евхаристическая молитва (из Египта), восходящая, должно быть к 3–му веку, взывает: «Господи сил, полны небеса, полна и земля величественной славы Твоея. Исполни и жертву сию силою Твоею и приобщением К Тебе ( !)». И далее: «Да прицдет, о Боже истины, Слово святое Твое (т. е. Логос Божий о s s) на хлеб сей, чтобы стал хлеб сей телом Слова (, ), и на чашу сию, чтобы стала чаша сия кровь Истины» [184]