О Жизни Преизбыточествующей

Ярче и резче отличие от того миросозерцания, которое недавно еще господствовало в самых широких кругах протестантизма. Здесь царил, да отчасти еще и царит однобокий спиритуализм, особенно под влиянием идеалистической философии, при чем игнорируется значительность и ценность учения о восстании и преображении плоти в христианстве, игнорируется в значительной степени христианский реализм, столь неотъемлемый от ранней проповеди. Воскресение тела («Auferstehung des Fleisches», в символе веры — «Apostolicum» — принятом Лютеранскою Церковию) еще недавно смущало многих пасторов и представителей научно–богословской мысли протестантства так же, как оно смущало афинских философов времен Павла; оно представлялось плодом грубого, наивно–реалистического мышления и заменялось бледным 'бессмертием души в духе Платона [253] и деистов XVIII века. Воскресение Иисуса из мертвых, также, было неприемлемо для них в своем реализме, оно заменялось сентиментально–расплывчатыми размышлениями о благости Божией, о непреходящем значении Праведника, и это называлось «Wagnis des Glaubens». Мир тогда теряет глубину и религиозную значительность: или в духе имманентизма отрицается возможность преодоления космических законов естества, возможность окончательной победы жизни над смертью, окончательной отмены царства тления. Или же в духе однобокого спиритуализма отрицается метафизическая значительность и ценность конкретно–материального мира. А это является религиозным обеднением, ложной, дурной отвлеченностью, это есть не одухотворение мира, а отказ от полноты данной нам действительности и прежде всего отказ от основного благовестия христианства: «Слово плоть бысть» [254].