О Жизни Преизбыточествующей

Глубочайший смысл этой борьбы далеко вырастает за пределы конкретных исторических ее причин, культурно–исторической тогдашней обстановки. Паскаль боролся с бывшим тогда чрезвычайно могущественным орденом иезуитов. Орден иезуитов, возбуждавший различные пререкания в течение своей истории, несомненно нередко проявлял и теперь проявляет в ряде своих членов большую духовную высоту и силу религиозного и нравственного подвига. Он дал ряд замечательных в течение 16–го и 17–го веков миссионеров в Индии, Японии, Китае, из которых многие запечатлели свой апостольский подвиг своей кровью. В середине 18–го века иезуиты устроили замечательное государство для индейцев в центральной части Южной Америки, где индейцы под их заботливым руководством были защищены от насилия со стороны белых. Это был замечательный опыт в большом масштабе осуществления государства справедливости. И в наши дни иезуиты недаром завоевали себе уважение среди широких кругов католического мира и за пределами его своей высокой культурой, своей широтой духовной, своим уважением к личности ближнего. Но в 17–ом веке орден стоял на трагическом перепутьи. Считая, как правильно подметил это Паскаль, что возможно большее расширение их влияния является великим благом для Церкви, они стремились занять командные высоты в тогдашних католических государствах — проникнуть в высшие слои общества, быть духовниками королей и правителей, и высшей аристократии, элегантных светских кавалеров и светских дам, а также и представителей денежных кругов, крупных коммерсантов и предпринимателей, членов магистратуры, представителей духовенства, особенно высшего, но и более скромных кругов. Всех надо было привлечь к себе, всем угодить. Для этого надо было снизить моральные требования, «сделать благочестие легким» — «rendre la devotion facile». Но это не было только разумнопедагогическим смягчением суровых, может быть, правил церковной дисциплины, а размягчением самого стержня нравственного закона. Все почти становилось извинительным, полуоправдывалось, покрывалось слишком гибкой, слишком широкой, слишком приноравливающейся к греховным навыкам людей казуистической моралью. Казуистическая мораль, несомненно, проповедовала и высокие примеры морального подвига, но вместе с тем во многих случаях разрешала грешить, стараясь внешней отпиской, внешним поклоном в сторону заповеди Божией, упразднить эту заповедь. — Это была моральная капитуляция служителей Бога перед Маммоной, и притом не в личной их жизни, а в их общественном пастырском служении. Одним из главных средств на этом пути было учение об «opinions probables» — «правдоподобных (вероятных) мнениях» в области морального богословия. Это не было специально учением иезуитского ордена, это было взглядом, распространенным среди тогдашних казуистов, из которых многие были иезуитами. Согласно ему каждый богослов–казуист с некоторым именем и авторитетом мог выставить в каком–нибудь спорном моральном казусе такое правдоподобное мнение. Мнение это могло быть искусственно, идти против обычных моральных предписаний, в разрез с духом Евангелия, быть порождением смехотворного крючкотворства, быть «менее правдоподобным (вероятным)» («moins probables») и «менее надежным» («moins sures») других моральных суждений, высказанных по этому же вопросу другими богословами–моралистами и казуистами: это не играло роли. Можно было выбрать себе за руководство это более рискованное мнение, которое шло более навстречу греховным и себялюбивым, часто нечистым и глубоко безнравственным побуждениям человека, если даже собственный наш духовник не разделял этой рискованной точки зрения. Раз мнение было «probable» (а для этого было достаточно, как мы уже видели, мнение одного «серьезного» моралиста), то духовник обязан был, «под угрозой смертного греха («sous peine de peche mortel»), отпустить грех своего духовного сына, ссылающегося в свое оправдание на печатное мнение одного из многочисленных казуистов–пробабилистов. «Une opinion est appelee probable lorsqu’elle est fondee sur des raisons de quelque consideration. D’ou il arrive qu’un seul docteur fort grave peut rendre son opinion probable». — «Мнение называется вероятным, когда оно обосновано серьёзными доводами. Отсюда следует, что даже один солидный учёный богослов может сделать своё мнение вероятным».

А если бы большинство было другого мнения? — «Вы ничего не понимаете, сказал мой казуист, прерывая меня. — Они, разумеется, часто совсем разного мнения. Но это совсем не мешает делу: «Каждый делает своё мнение вероятным и безопасным» («Vous ne Tentendez pas, dit le Pere en m’interrompant; aussi sontils fort souvent de differents avis; mais cela n’y fait rien. Chacun rend le sien probable et sur».).