О Жизни Преизбыточествующей

Цель же этого благодатного и болезненного процесса — роста нашего и роста Тела Христова — впереди. Но это впереди дано отчасти уже теперь. Это — «Христос в вас, упование славы» (Колос. 1, 27), говоря опять словами Павла. Цель этого роста — скрытая цель, поэтому и всей культуы нашей в ее неясном, неосознанном, но творческом устремлении и томлении — эсхатологична: в грядущей полноте Откровения Царствия Его, уже непреходящего.

«Да святится имя Твое! Да приидет Царствие Твое! Да будет воля Твоя!»

О преодолении смерти

1

Некоторое как будто преодоление смертного потока, который уносит все существующее, каждый момент, каждое дыхание, каждое движение нашей жизни — или попытку его преодоления — не напрасную ли? не мнимую ли? — мы имеем в Памяти. Память как бы торжествует — но тоже ведь временно — над смертью, над уничтожением, над утеканием всего. Памятью мы как бы торжествуем над текучестью нашего собственного «я». Ведь если бы не было памяти, не было бы личности, не было бы человека. Личность человека только тем и существует, что она до какой–то степени сверхвременна, т. е. — говоря образно — мы погружены в поток времени и вместе с тем головой как бы подымаемся над ним, голову мы как бы высовываем из реки времени. И только через это мы существуем как личность — через это как бы подымающееся над потоком преходящести сознание (хотя бы только временно подымающееся), через этот мост, переброшенный над вечно уносящимся потоком, через эту духовную скрепу наших убегающих переживаний, объединяющую их в одно душевное и духовное, нравственно–ответственное Целое — через Память. Это так ярко и убедительно показывает, например, великий русский философ Лев Михайлович Лопатин в своем изумительном по глубине и блеску «Введении в Психологию».

Недаром греки чтили богиню Мнемозину. Когда память окончательно покидает человека, теряется его духовный облик, он влачит жалкое, тенеподобное существование. Поэтому–то орфические могильные таблички (4–го–3–го в. в. до P. X.) и стараются обеспечить магической формулой для умершего великий дар — испить из светлого источника вытекающего из озера Мнемозины.

2

Какая странная двойственность в нашем ощущении нашей собственной жизни. Наше прошлое — наше духовное богатство. Оно как–то не совсем проходит. После свидания с любимым человеком, любимыми близкими родными — например после пребывания учащегося сына во время каникул дома у родителей, или после свидания матери с сыном, — как душа полна радости только что виденного и пережитого! Вы уезжаете, уехали, и грустно было вам уезжать, а радость ваша только что пережитого свидания, хотя и смешанная с печалью, ваше умиление любви, едет с вами, оно с избытком переполняет вашу душу; если вы — верующий человек, вы молитвенно, неустанно, с чувством глубокой радости и наполнения духовного поручаете ваших близких, только что оставленных вами, в руки Божии. Но и так, на чисто «естественной» плоскости жизни, душа ваша все еще ликует, все еще залита волнами радости и счастья, которое вы недавно испытали, и вы чувствуете, что вы что–то имеете, что есть какая–то связь нерушимая между вами и теми, кого вы любите, и что это связано с тем, что вы только что пережили в общении с ними, и что живет в вашей душе — до упоения и восторга, и что не прошло! Какой–то, пусть временный (да, пожалуй, во многих случаях как будто только временный), но все же прорыв закона преходящести. Прошлое для нас и в нас, оно часто — сокровище нашей жизни, наша святыня, то, чем мы живем, чем питаемся, что вдохновляет нас и влияет на нас. Правда, часто это лучшее забывается, затемняется, засоривается, подавляется другими — более новыми, но иногда гораздо менее ценными, более грубыми и грязными впечатлениями. Но на всегда ли? Может быть, оно живет там, в глубине? Да, как часто оно живет в самых глубинах, самых тайниках сердца и внезапно прорывается — с неожиданной, непредвиденной, возрождающей силой. Раскрываются тайники сердца и то святое, что было в глубине его, что как будто уже замерло или полу–замерло в нашей жизни. Раскрывается иногда с невероятной, поразительной силой. Данте рисует нам такое свое переживание в одном из наиболее поразительных мест «Божественной Комедии». Он находится в «Земном Раю» на вершине горы Чистилища, и вдруг открывается ему видение: Беатриче, окруженная ангелами, спускающаяся к нему с неба:

Е lo Spirito mio, che gia cotanto
Tempo era stato ch’alla sua presenza
Non era di stupor tremando affranto,
Senza degli occhi aver piu conoscenza
Per occulta virtCi che da lei mosse
D’antico amor senti la gran potenza
(Purgatorio, XXX, 34–39).