О зверях и людях

Первыми были лапландцы. Один из моих агентов пригласил семью лапландцев приехать в Гамбург. В середине сентября 1874 года в Гамбурге высадилась небольшая экспедиция, состоявшая из группы лапландцев и тридцати — оленей, возглавляемая норвежцем, говорившим по-немецки. Я отправился вместе с моим другом Лейтеманном встречать пароход. Мы взобрались на борт парохода, когда тот входил в гавань, и спустились на среднюю палубу к северным гостям. Уже с первого взгляда я убедился, что предприятие будет удачным. По палубе прогуливались три мужских представителя группы, маленькие, желтощекие, одетые в меха люди.

Там же мы видели мать, нежно прижимавшую к груди своего младенца и четырехлетнюю хорошенькую девочку. Выгрузка и дальнейший переезд прошли благополучно, если не считать нескольких небольших приключений. На этот раз они, однако, сослужили нам службу, так как невольно явились прекрасной рекламой нашему предприятию. Олени на улице чего-то испугались и не давали себя вести. Неподалеку от Дамтор вырвались два молодых животных и, легко перескакивая через стены и решетки, помчались галопом по кладбищу; наконец, они очутились в зоологическом саду, где их задержали и охраняли, пока мы не пришли за ними. Этот инцидент, а также необычайный вид лапландской семьи привлекли к нам тысячи зрителей.

Я не ошибся в своем предположении. Первая выставка народностей пользовалась огромным успехом, может быть именно потому, что все предприятие носило характер непосредственности и наивной жизненной правды, без тени какой-либо фальши. Здесь не было никакого представления. Караван был доставлен на наш свободный участок земли позади дома, на Нёйен-Пфёрдмаркте, таким образом, он действительно находился на воле. Лапландцы, или, как они сами себя называют, «саами», живут, как известно, в северной части России, Финляндии и Швеции, в так называемой Лапландии с главным городом Рованиеми.

Как у себя на родине, они разбирали и снова собирали свои палатки из жердей и дубленых шкур на глазах у изумленных гамбуржцев. Мужчины изготовляли из оленьей кожи и рыбьих сухожилий сапоги, вырезали из дерева части своих саней. Большое удовольствие доставляло зрителям наблюдать, как мужчины в длинных меховых шубах и остроконечных меховых шапках набрасывали лассо на быстроногих оленей. Немалый интерес возбуждало у публики и доение оленей. Общее внимание привлекала также маленькая лапландка, которая, совершенно не стесняясь присутствием публики, с естественной простотой кормила грудью ребенка. Наши гости были настоящие дети природы, еще незнакомые с утонченной европейской цивилизованностью, и они, конечно, очень удивлялись, что могло интересовать публику в их простой безыскусной обстановке. Несмотря на холод, Лейтеманн приходил каждый день с мольбертом и рисовал лапландцев для известного тогда журнала «Munchener Bilderbogen».

С первого дня публика была в восторге, и уже с раннего утра наплыв принимал угрожающие размеры. Поток посетителей пропускался нарядом полиции через главные ворота. Спустя несколько недель, когда уже весь Гамбург насмотрелся вдоволь на наших лапландцев, я поехал с ними в Берлин, где показывал их в саду одного пивоваренного завода. Из Берлина мы направились в Лейпциг; после закрытия выставки я подарил палатки, сани и утварь лапландцев Лейпцигскому этнографическому музею, а выручку, полученную в последние дни выставки, передал городу на благотворительные цели.

Этот первый опыт устройства антрополого-зоологической выставки многому меня научил. Начало было сделано, и я пришел к твердому убеждению, что подобные выставки, имеющие большое познавательное значение, найдут у публики широкий отклик. Я делал мысленный обзор подходящих народностей для следующей выставки, и мои деловые связи привели меня с Полярного круга прямо на солнечный юг. Я поручил моему тогдашнему представителю в Нубии, по фамилии Кон, привезти в Европу некоторое количество туземцев с их дромадерами, домашней утварью и охотничьими принадлежностями. На этот раз я хотел показать картины быта жителей египетского Судана.

Охотники из Хамрана