О зверьках и зверюшах

Потом зверьки и зверюши поселяются вместе — кто у зверьков, кто у зверюш, — и заводят зверюшат. Очень хотелось бы рассказать, как они живут весело и счастливо до старости лет. Но, к сожалению, это не очень получится. Потому что каждая мама-зверюша знает, как грустно ждать папу-зверька у окна, когда он где-то болтает с другими зверьками, и каждый папа-зверек знает, как обидно, когда мама-зверюша круглыми сутками таскает на руках сопливых зверюшат, и не моет посуду, и не слышит даже, как тоскливо бурчит в зверьковом животе. И уж конечно, все мамы и папы знают, как отравляют жизнь не вскипяченные вовремя чайники, не вынесенные мусорные ведра, орущие по ночам дети и разные мелкие мелочи, которые так больно вспоминать одинокими вечерами.

Зверькам иногда кажется, что они совсем утратили свою свободу и самостоятельность. В их домике, где раньше на стене висел мотоциклетный шлем, под столом была пирамида из пивных банок, а из окна свисал пиратский флаг, теперь копошатся младенцы, болтаются пеленки и носится страшно деловитая зверюша, совсем уже не та, которая сидела на крыше и лукаво взывала: «Звере-ок!»

Зверюша бегает и всем командует, и не осталось в доме для зверька совсем никакого места, кроме сортира, куда зверек прячется со своей зверьковой книжкой и создает себе уединение. Но и оттуда изгоняет его деловитая зверюша, колотясь в дверь и взывая: «Зверек! Совсем совести никакой! Дай хоть горшок-то вылить!»

Если бы я был свободен, думает зверек, я бы шел сейчас по пыльной дороге в сторону заката, и на душе моей было бы светло и торжественно, и если бы меня кто спросил: куда ты идешь, зверек? — я посмотрел бы на него умными глазами и сказал бы: а видел ты, куда течет река? Ответ уносит ветер… И шел бы с рюкзаком за плечами, в пыльных кедах, и встречал бы много храбрых зверьков и прекрасных зверок, и все бы любили зверька, и никто бы не командовал зверьком, и не двигал бы зверька, как если бы он был комодик.

— Зверек! — говорит ему зверюша. — Развесь, пожалуйста, пеленки. И еще на крылечке там доска проваливается, боюсь, кто-нибудь из малышей упадет.

— Ну вот… так всегда… — бормочет зверек. — Не я, а меня… мною… Хотел все сам, а вышло вон как…

А зверюша, сбившись с ног, видит, как зверек не хочет ее видеть, и в шестой раз уже не слышит про пеленки, и идет сама приколачивать доску на крылечке, и поет про себя:

— Долготерпелив Господь… долготерпелив и многомилостив… Долготерпелив Господь! ДОЛГОТЕРПЕЛИВ И МНОГОМИЛОСТИВ!!!

— Ну кто тебя просил! — кричит ей зверек. — Я же сказал, сам приколочу!

Сказал он ей это уже две недели назад, но этого зверюша ему не говорит, а только хлопает большими глазами и усердно поет про себя: «Блаженны кроткие»…

СКАЗКА О НЕОБИТАЕМОМ ОСТРОВЕ

Однажды весна не наступала особенно долго. Уже было все: и долгие синие тени на высоком снегу, осевшем кольцами вокруг деревьев; и ясное, уже высоко в небе стоящее солнце, и раскаты дятловой дроби. Вот уже пришла весенняя тоска, когда слоняешься из угла в угол, и не находишь себе подходящего занятия, потому что хочется разве что летать, а не умеешь. Вот уже пришла пора мыть окна и сушить на подоконниках толстые подушки; пора вылезать из бурой прошлогодней листвы первоцветам и расправлять крылышки заспанным бабочкам-крапивницам. Но солнце только смеялось над зверьками и не грело, зверюши дожигали в печках последние запасы дров и вместе валили в лесу сухостой, обмораживая лапы и носы, потому что при всей волшебной ясности, синеве, прозрачности и обещании тепла на улице неизменно стоял мороз в минус двадцать, а на стеклах цвели прозрачные ледяные цветы. Зверьки мерзли, зверьковствовали, томились и от нечего делать конопатили лодочки в своих холодных сараях. Обычно зверьки этого не делают, полагая, что сойдет и так, но, поскольку весна где-то задерживалась, решили заняться делом.

И вот, наконец, внезапно потеплело. Сначала прилетела невзрачная птичка с испуганным писком: весна, весна! Зверьки и зверюши посрывали шапочки, задрали хвосты и взялись плясать на своих площадях, и только самые отчаянные из зверьков рисковали перейти по льду реку между городками. Лед на ней сделался темным и мягким, и со дня на день ожидали ледохода.

Прилетел ветер, такой сильный и теплый, будто целое стадо слонов выдувало его из вытянутых хоботов, и пахло от него хлевом, слоновником, землей, грязью, теплом, травой, — словом, весной. На смену холодной голубой ясности ветер принес теплую сырость, небо затянуло толстым серым одеялом, и начался крепкий дождь, за день смывший весь снег. Вверху бушевала гроза, зверьки сидели у телевизоров, вздрагивая при особенно крепких ударах грома, маленькие зверюши в безмолвном упоении сидели по окнам, тогда как их семьи всерьез готовились к наводнению, собирая чемоданы, снося ценные вещи на чердаки и укутывая большие кресла, диваны и пианино непроницаемым полиэтиленом.