— Да что это со мной! — сказал Филя вслух, но не остановился и углубился в лес еще на триста шагов, чувствуя, что близка тайная граница, за которой начнется совсем другая жизнь, и хода оттуда уже не будет.
— Ой! — пискнуло вдруг под кустом.
Филя вздрогнул и огляделся. В лесу никого не было, но шумел он угрожающе. Хоть бы заяц какой пробежал, все веселей, — но до границы Третьего леса зайцы не добегали.
— Ой, дяденька! — еще жалобнее пискнуло из-под куста.
— Это что такое?! — грозно спросил Филя и заглянул под орешник. Там, на сырой траве, сидел совсем маленький зверек и смотрел на него блестящими испуганными глазами.
— Это мы, дяденька, — еле слышно сказал зверек.
— Кто — мы?! — не понял Филя.
— Мы бедные зверек и зверюша, — ужасно жалобно сказал зверек, — мы пошли гулять и вот.
— Что — вот? Где зверюша?!
— Зверюша — вот, — сказал зверек и лапой указал на кучу листьев, из которой в самом деле торчал хвост с кисточкой. — Она устала и спит, а я сижу и сторожу.
— Да как же вы сюда забрались?! — не поверил Филя.
— Мы вчера пошли гулять. Я ей обещал показать, как папоротник цветет.
— Идиот, — сказал Филя. — Какой папоротник, откуда? Во-первых, папоротник растет на кислых почвах, а тут щелочная. Во-вторых, папоротник не цветет.
— Обязательно цветет, дяденька, — сказал маленький зверек. — Он над кладами расцветает. Ой!
— Что «ой»?!
— А вы… вы не леший, дяденька? — побледнев до зелени и почти слившись с кустом, пропищал зверек.
— Леший, сожру щас, — сказал Филя. — Папоротник он ищет цветущий, дубина… В школу надо ходить, ты понял?!
— Я, дяденька, беспризорный, — гордо сказал зверек, — и в школу мне не положено. В школу вон пусть зверюши ходят.
— Ишь ты! — подивился Филя. — От горшка не видать, а гордость зверьковая так и кипит! Как же ее с тобой, беспризорным, отпустили?!
— А она не сказала никому, — гордясь храброй зверюшей, признался зверек. — Ее бы заругали сразу. Так и сбежала. Это же ночью надо смотреть, он ночью цветет…
— И ты дурак, и она не лучше, — подытожил Филя. — А чего она спит-то?
— Устала очень. Ее уже ищут, наверное. Но они же не знают, где искать…
— Ну вот что, — сказал Филя. — Я здешний лесничий. Меня бояться не надо. Ты понял?
— Понял, — сказал зверек, но было видно, что он все еще боится. Филя и впрямь жутковато выглядел на непривычный взгляд.
— Я вас сейчас отведу к себе в избу, приведу в порядок, пропарю в бане, чтобы не простудились, и пойдем в город. Понял?
— П-понял, — сказал окончательно испугавшийся зверек. Он был уверен, что теперь им точно конец, потому что Баба Яга во всех сказках обязательно топила путникам баньку, где и пожирала их, расслабленных и подобревших.
— И чтобы больше со зверюшей по лесам не шлялся! Ну, буди ее, пошли.
— Сейчас, — сказал зверек и начал осторожно тормошить зверюшу. Она, однако, только постанывала и не просыпалась.
— Устала очень, — виновато сказал зверек. — Мы же всю ночь тут и все утро!
Филя нагнулся к зверюше и попытался ее растормошить, но она была очень горячая и явно в беспамятстве.
— Не устала, а заболела, дурацкая твоя башка, — прокряхтел Филя. — Вот дубина беспризорная, что они там думают в городе! Сколько бесхозных зверьков развелось, это ужас. Как тебя звать, кладоискатель?
— Я Петя, дяденька, — пискнул зверек.
— О Господи, — сказал Филя, беря на руку горячую зверюшу. — У нее же тридцать девять, не меньше. Как ее зовут хоть?
— Она Катя, дяденька, — сказал зверек и пустил слезу.
— Катя, — передразнил Филя. — Короче, пошли.
Он осторожно нес зверюшу, а Петя семенил следом, держась за его штаны. Несмотря на беспризорную зверьковую гордость, он был страшно напуган и очень мал, особенно по сравнению с огромным лесником Филей. Филя шел через лес, с трудом ориентируясь в отдаленных полузнакомых местах, и мысленно роптал.
— Нет, ну что же это такое! — говорил он сам себе, хотя обращался, конечно, не к себе. — Как это называется, я Тебя спрашиваю! Крошечные зверек и зверюша дождливой ночью в густом пустом лесу! Куда Ты смотришь, где совесть, какие могут быть мотивы? Ну хорошо, допустим, Ты решил их проучить, чтобы они не сбегали в лес без разрешения. Но одной ночи под кустом вполне хватило бы, чтобы на всю жизнь закаяться делать такие глупости! Почему Ты не спас их, я спрашиваю! Ведь это дети, что они такого сделали?! Подумаешь, сбежали без спросу! Не надо только говорить мне про грехи отцов, не надо! Я вообще не понимаю этого — расплата за чужие грехи…
— Я и не говорю, — пискнуло внизу. Филя сам не заметил, как в пылу очередной ссоры с Господом принялся обвинять Его уже вслух.