О!

– Из газеты? – спросила девушка.

– Нет, но все-таки по делу.

Сумка валялась там, где он ее бросил, вернувшись домой на рассвете – прямо у двери. Покопавшись в ее недрах, он вытащил тяжеловатый фотоаппарат, бросил его на кровать, заменив его маленькой «Лейкой» без вспышки.

Девушка накинула на себя пижамную куртку Спартака, карманы которой висели почти у ее коленей.

– Возьмешь меня с собой? – спросила она.

– Лучше не стоит. Я рискую карьерой, и нечего тебе тонуть вместе со мной.

– О, знаешь… насчет меня…

Девушка только стажировалась и накануне вместе со Спартаком провалила первое свое более или менее серьезное задание: найти Ингрид Бергман, приехавшую в Париж инкогнито.

– Ты могла бы сходить к «Крови-на-Первой-Полосе», нашему дорогому шефу, и втолковать ему, что мы сделали все возможное, но милашка здорово замаскировалась, а когда я уже было собрался сорвать с нее маску, у меня начался приступ малярии и тебе пришлось вызывать пожарников, дабы отвезти меня домой. Иногда женщинам удается сделать из него полного кретина.

– Что ж, попытаюсь…

Спартак накинул на плечи спортивную куртку, в которой его плечи казались еще шире. Глаза у него были серо-зеленые.

– Еще ты ему скажешь, что в уголовной полиции у меня есть друг и что он срочно вызвал меня на суперсенсационное дело, настоящий «эксклюзив», и я с удовольствием оставил в покое Ингрид. Добавь, что для меня это слишком мелкая дичь…

Спартак причесал пятерней каштановую шевелюру и выключил газ под кастрюлькой с водой.

– Кофе варить умеешь? – спросил он.

– Растворимый?

– У меня есть и тот и другой, – торопливо отозвался репортер.

– Ну, я умею делать только растворимый…

Спартак вздохнул, достал банку растворимого, чашку и, заварив кофе, мгновенно выхлебал раскаленный напиток.

Девушка проводила его до дверей.

– Сунешь потом ключ под коврик…

Он вскинул сумку на плечо. В светлых волосах девушки играли солнечные блики. Спартаку помнилось, что ее вроде бы зовут Фабиен, но руку на отсечение он бы за это не дал…

– Научись варить кофе, – почти с нежностью посоветовал он, нагнулся, поцеловал ее в щеку, и девушка прижалась головой к его плечу.

– Если увидишь, что «Кровь-на-Первой» непреклонен, свали все на меня и не мечи икру, – шепнул Габриэль.

– Спасибо…

Журналист ушел, и девушка медленно закрыла за ним дверь. Однако, пробежав несколько ступенек, он одним прыжком вернулся обратно и постучал. Дверь мгновенно распахнулась.

– Главное – не отвечай на звонки, – предупредил Спартак с самым серьезным видом.

Девушка кивнула, и он снова исчез. Габриэль Бриан всегда опасался женских разборок, и ему стоило огромных трудов поддерживать в своем гареме порядок.

* * *

Полицейские, локоть к локтю, оцепили банк, отгородив его от всего остального мира. Отогнать вкладчиков было делом нелегким, и многих все еще приходилось урезонивать.

По приказу шефа Криминальной бригады комиссара Бло Финберг время от времени появлялся на пороге руководимого им заведения и произносил умиротворяющие речи. Головное отделение фирмы, объяснял он, скоро пришлет деньги.

– Только бы и их не посеяли по дороге, – заметил какой-то бойкий язычок.

Спартак очутился в толпе, в которой многим уже мерещилось банкротство, и потому готовой идти на штурм. Каждый хотел урвать свой кусок, и «хвост» все удлинялся.

Репортер осторожно показал полицейскому удостоверение, но тот и глазом не моргнул.

Спартак отошел в сторону и несколько раз щелкнул толпу, пытаясь в то же время среди множества инспекторов в штатском отыскать Поля. Люди болтали, и каждый полагал, будто знает больше других: бандитов было двадцать пять; бандит был один; пять трупов, восемь, один; в мешке лежало сто миллионов, четыреста, миллиард; директор – сообщник (достаточно только взглянуть на его физиономию!), да и вообще вся полиция заодно с гангстерами! Нет, раз участок так близко, ни о каком пособничестве и толковать не стоит! В деле замешана женщина… Нет, две! Вовсе нет – ни одной! Бандиты приехали на «мерседесе», на грузовике, на велосипедах, на метро… Это сделали негры, алжирцы, оасовцы[1]… Налет продолжался пять минут, тридцать секунд, час…

Совсем как в бистро, во время войны… Спартак знал, что, стоит тебе принять на веру хотя бы одно из этих блестящих предположений, – и ты мигом вылетишь из газеты… если это уже не произошло.

Расспросив о «почерке» налетчиков, комиссар Бло отправил инспектора за фотографиями, которые любовно хранил в правом ящике стола. Потом, разложив их на столе, приказал свидетелям подходить по одному. Темноволосого опознали сразу и единогласно.

– Это Франсуа Кантэ, известный также как Франсуа Чокнутый, а один особенно остроумный журналист дал ему прозвище Франциск Первый,[2] – объявил Бло.