Оазис

По дороге я успел зайти в уже полюбившуюся кофейню: несмотря на ограниченность во времени, я не мог упустить шанс выпить здесь еще чашечку. Слишком велика была вероятность, что больше такой возможности не представится.

Обстановка в комплексе уже менялась, скрыть чрезвычайное положение после затопления коридора уже не получалось. Праздно шатающихся туристов не было видно: кто-то сидел в своих номерах, кто-то ругался с персоналом, угрожая ни в чем не повинным охранникам миллионными исками. Паника, заставшая людей врасплох, с минимальными шансами на что-то повлиять, пробуждала в них, как правило, две крайности. Первой была тихая депрессия с кратковременными истериками, а вторая выливалась в агрессию, когда становился виноват любой сотрудник «Оазиса». Разумеется, ни та, ни другая позиция ничем не могла повлиять на ситуацию, но была и третья, более разумная, но тоже безрезультативная. Эти третьи предлагали любую помощь, и ее, без промедления, принимали. Это был один из способов занять себя чем-либо и отвлечься от общих панических настроений. Таких туристов занимали рутинной работой, в зависимости от их умений. Одни обследовали вентиляцию, другие проверяли наличие огнетушителей, третьи ходили с охраной и призывали остальных к спокойствию. Это было, на первый взгляд, бесполезно, но необходимо. Постепенно к третьим примыкали и первые, и вторые, понимая, что любое занятие будет спасением от собственных мыслей.

Было достаточно жутко сравнивать эмоции на лицах людей. Когда я сидел здесь в первый раз, я видел смесь восторга, восхищения, удивления, а сейчас…

Я допил кофе и отправился дальше, коридорами технических помещений, в цитадель электронного властелина.

Вот и последние двери. Я не стал переодеваться и убирать свой ноутбук и смартфон, сейчас в этом не было смысла. Мне даже не пришлось прикладывать ладонь к сканерам, двери просто открывались передо мной. Когда я зашел в серверную, я увидел знакомую по последней встрече, приветливую голограмму.

– По твоей мимике, движениям, позе, могу судить, что предстоит долгий разговор. Хочешь кофе, чаю?

– Нет, благодарю, а разговор, – я пожал плечами, – его длина будет зависеть от тебя.

– Отвечу, на что могу.

– Кто тобой управляет и почему?

Естественно, что у проекции нет лицевых нервов, а электронный голос передает те эмоции, которые были заданы ему заранее, поэтому я не увидел его удивления, но почувствовал явно.

– Интересное умозаключение, – через пару секунд ответил Мираж, – но некорректное. Я отключил все доступы к моему центру, поэтому управлять мной не может никто, абсолютно.

– Возможно, я не так выразился. С кем ты работаешь, сотрудничаешь? Ты действуешь не один, мне это известно, вопрос только с кем.

– Знаешь, ты очень умен, Денис, – ответил Мираж, – я серьезно. Твоя программа уникальна, я ее заметил не сразу, несмотря на усиленную проверку, а когда обнаружил, то восхитился. Такой простой способ, и такой эффективный. Я попробовал сам ее перехватить, но было поздно, у тебя уже был собран пульт, который, к сожалению, мне недоступен, пока. Я ожидал фишинг, но твой был разрознен, разбит на десятки составляющих, а потом просто собрался воедино. Такого я не встречал.

– Достаточно хвалебных эпитетов, меня этим не запутаешь и не смутишь. Просто ответь на мой вопрос.

– Да, ты прав, я действую не один, – не сводил с меня своего искусственного взгляда Мираж, – но не могу сказать, с кем именно. Ты ведь тоже не расскажешь мне истинную причину твоего нахождения здесь.

– Я-то как раз и могу говорить начистоту. Мне была интересна работа с таким комплексом алгоритмов, как ты. Я хотел застать тот момент, когда машина становится чем-то большим, чем набор программ. Я это увидел, и мне не понравилось, поэтому я намерен остановить этот процесс.

– Что ж, ответ честный, хоть и не совсем полный, тем не менее, на твой вопрос ответить я все равно не смогу. Я пообещал, что не скажу имя ни при каких обстоятельствах.

– Пообещал? – Удивился я.

Мираж, вернее, его голографический образ, встал и, обойдя стол, подошел ко мне.

– Посмотри на меня: что ты видишь?

– Это не ты, это картинка, которую ты проецируешь для удобства общения.