Оазис

И всё же что-то не отпускало Тень Цветка. Не давало окончательно перейти ту грань, что отделяет жизнь от небытия. Что-то зыбкое, неуловимое, на грани самосознания. Это был даже не зов, а его робкий отголосок: размытый, неощутимый, прочный. Он щекотал сознание, будоражил чувства, разгонял по жилам кровь. Он был прочнее троса, этот неуловимый зов… И неожиданно лопнул, безжалостно взорвав пелену безразличия самой невыносимой болью. Болью утраты.

Тьма разлетелась вдребезги и Тень Цветка мгновенно вынырнула наружу, захлёбываясь тоскливым криком:

— Шёпот Ветра!!!

Горе пригнуло молодую велифу к дну клетки, навалилось бетонной плитой, не давая кричать, дышать, мыслить. Не давая жить!

«Шёпот Ветра мёртв»!

Лес вокруг погрузился в безмолвие, раздавленный силой отчаяния молодой самки. В нём всё оцепенело, замерло, стёрлось. И в этом океан витавшей в воздухе скорби, диссонансом удалила волна радостного оживления. Ударила хлёстко, безжалостно, наотмашь.

Чувствуя, как на неё накатывает ярость, велифа развернулась и уткнулась взглядом в спины двух двуногих чудовищ, склонившихся над её любимым.

Неживые! Те, что не могут чувствовать боль и страдания других! Те что убили Шёпота!

Пришельцы всё же что-то почувствовали. Радость сменилась недоумением, а затем уступила место тревоге, замешанной на всё возрастающем страхе. Один из них, потянув с плеча странную палку, начал медленно разворачиваться назад в сторону велифы.

Медленно. Слишком медленно!

Чувствуя, как нарастающая ненависть смывает собой все остальные чувства, Тень Цветка бросилась на него. Невидимый барьер остановил прыжок разъярённой самки, отбросив её назад. Но её наполненный незамутнённой ненавистью зов, он остановить не мог.

Лес всколыхнулся, отвечая на её призыв.

Ненависть была повсюду. Ей был пропитан воздух, трава под ногами, вода в забурлившей реке. Она била наотмашь, вводя в состоянии прострации и одновременно монотонно давила на плечи, стремясь втоптать в землю. Она перевоплотилась во что-то по-настоящему материальное — эта ненависть. Ненависть к нему. К Косте.

Пилот охнул, согнувшись, словно немощный старец и ухватившись рукой о борт вездехода, с трудом устоял на ногах. В глазах потемнело. Изнутри, из самых глубин подсознания, начал подниматься, неудержимо нарастая, странный гул. Он давил на виски, разрывал ушные перепонки, сочился вместе с кровью из носа.

Костя застонал и выронив автомат, обхватил голову руками. Так плохо ему уже давно не было. Пожалуй с ненавистного полигона нагрузок, куда, в своё время, загонял курсантов безжалостный инструктор. И как и тогда, на одном отчаянном упрямстве, он заставил себя выпрямиться. И замер, бессознательно нащупывая рукой давно потерянное оружие.

Темнело не у него в глазах. Во тьму погружался сам мир вокруг него. Со всех сторон на периметр надвигались бескрайние тучи насекомых, накладываясь плотными, тёмными пятнами на границу барьера. Пятна на глазах разрастались, расползаясь во все стороны и стремительно сливаясь друг с другом в одну густую непроницаемую плёнку, закрывающую собой лес, небо, солнце. Нарастающая какофония рёва, рычания, визга не оставляла сомнений, что нашествием бесчисленных мошек, атака периметра не ограничится. Гул нарастал, слой уплотнялся с каждым мгновением. Раненым зверем истошно взвыла сирена, извещая, что целостность периметра находится под угрозой.

— Нужно уходить, — прошептал одними губами Костя, начав пятиться в сторону космокатера. В то, что хвалёный купол, доказавший свою надёжность на самых суровых планетах не выдержит, пилот ни капли не сомневался. — Слышишь, Геннадий?! — через силу наклонился он к скрючившемуся на земле Орловскому. — Периметр не выдержит! Нужно немедленно уходить!

— Она хочет убить нас! Планета! — Орловского поднял голову и прожёг Костю полубезумным взглядом. — Понимаешь?! Сама планета! — планетолог сделал попытку поднялся, не сумел и безвольно распластался на траве, скребя по ней скрюченными пальцами.

— Нужно уходить, — обречённо прошептал Костя, опускаясь рядом с Орловским на колени.

Он понимал, что опять подняться, тем более таща на себе планетолога, уже не сможет. Но и бросить Орловского на верную смерть Костя тоже не мог.

— Геннадий! Ты слышишь меня?! — яростно затряс он ничего не соображающего профа. — Поднимайся! Нужно уходить!!!

Планетолог лишь промычал что-то невнятное в ответ и закрыл лицо руками, размазывая по нему густо замешанные на крови сопли. Костя потянул его на себя и обессиленно рухнул рядом, сдвинув Геннадия едва ли на полметра. За спиной отчаянно взвыла сирена, сообщая что защита периметра доживает последние мгновения. Взвыла и захлебнулась собственным воем, навсегда замолчав. Лишившись питания, разом погасли аварийные прожекторы, погружая зародившийся день в непроглядную тьму. Вспыхнувший на шлеме фонарик лишь слегка развеял её, выхватив из мрака небольшой пятачок в пару метров.

— «Орловский! На нём же нет скафа»!!!