Вернувшись к себе в кабинет после ежедневного сеанса психотерапии с Билли Рипером, Ноа кипел от ярости. Рок-звезда оказался неисправимым лгуном; он был лицемерен, порочен и упорно отказывался признать себя наркоманом, даже более того – начисто отрицал какую бы то ни было зависимость от кокаина. Он готов был согласиться с тем, что допустил срыв во время концерта, но приписывал этот случай перенапряжению и стрессу. Похоже, Билли вообще не собирался идти на контакт, и если бы Ноа мог следовать своим побуждениям, он отпустил бы его из Клиники как неизлечимого или по крайней мере поручил бы его заботам другого врача. Однако Ноа отличался упорством, в особенности когда дело касалось кого-либо из пациентов. Ему и прежде приходилось сталкиваться с трудными больными – хотя никто из них не был так невыносим, как Билли Рипер, – и он боролся за них до конца, обычно не без успеха.
Как ни печально это признавать, Ноа был почти убежден, что, если даже ему удастся найти подход к Билли, парень скорее всего вернется к кокаину через несколько дней после выписки. Такое уже случалось прежде с другими больными, даже с теми из них, кто отчаянно желал излечиться. Эта сторона его работы поневоле обескураживала. Но несмотря на это, Ноа понимал, что если он не сделает все от него зависящее, то его досада обернется против него же самого. В его области медицины рецидивы неизбежны, и он мог лишь делать все, что в его силах, надеясь на благополучный исход.
Гнев на Билли Рипера сменился меланхолией. Ноа вздохнул и подошел к письменному столу. И тут ярость в его душе вспыхнула вновь: он увидел еще одну ожидавшую его записку. Он схватил ее и прочитал:
Тысяча проклятий! Ноа изо всех сил ударил по столу ладонью. Хэнкс временами не уступал по наглости любому громиле и напрочь забывал о такте в обращении с подчиненными.
Ноа поднял трубку телефона и уже хотел было набрать номер кабинета директора, но передумал и положил трубку. Телефонного разговора недостаточно; ему придется столкнуться с Хэнксом напрямую.
Прихватив с собой записку, он поднялся на лифте на третий этаж, где находился кабинет Хэнкса. В приемной Ноа задержался у столика секретарши:
– У шефа кто-нибудь есть, Нэнси?
Она, похоже, была поражена гневом, явственно прозвучавшим в его голосе.
– Нет, доктор Брекинридж, он там один. Но, как мне кажется, он не желает, чтобы его беспокоили…
– Уж от этого, черт побери, ему никуда не деться!
Ноа решительно пересек приемную и открыл дверь кабинета. Стерлинг Хэнкс сидел, отвернувшись от стола и глядя в огромное, украшенное витражом окно. Пустыня, начинавшаяся сразу же за городской чертой Оазиса, простиралась до низких безлесных холмов далеко на севере.
Сам кабинет изумлял роскошью – массивный письменный стол и сделанные на заказ кресла, низкая кушетка и золотистый ковер с длинным ворсом, в котором утопала нога. Стены были увешаны фотографиями, на которых улыбающийся Хэнкс позировал со всякого рода видными персонами – бывшими пациентами Клиники. «Эти фотографии – единственные свидетельства его медицинской квалификации, – с горечью подумал Ноа, – ведь никакими другими качествами, кроме умения окружать себя знаменитостями, Серебряный Стерлинг не обладал».
При звуке захлопнувшейся за Ноа двери Хэнкс повернулся в кресле. Как только он увидел, кто перед ним, его тонкие губы изогнулись в легкой улыбке.
– Ну, доктор, вы похожи на грозовую тучу, которая вот-вот разразится молнией над чьей-то головой. – Он сложил пальцы пирамидкой, упершись в вершину подбородком. – Я назначил вам встречу?
Ноа швырнул записку на стол перед самым носом директора.
– Вы действительно назначили мне встречу.
Хэнкс даже не взглянул на листок.
– Ах да. Вечеринка у мисс Тремэйн. Я ожидал, что это вызовет у вас некоторую досаду. Но одна из ваших медсестер сказала мне, что вы заняты с пациентом и просили вас не тревожить. Так что… – Хэнкс пожал плечами. – Я принял приглашение от вашего имени.
– Вы не имели никакого права так поступать! Возможно, вы и директор Клиники, но моя частная жизнь вас нисколько не касается!
– Меня касается все, что имеет отношение к Клинике.
– При чем здесь Клиника, черт побери? – удивился Ноа.
– Не будьте наивным, доктор, – отозвался Хэнкс со вздохом. – Эта Тремэйн – одна из самых оголтелых противниц Клиники.
– Если это так, то зачем ей понадобилось приглашать одного из нас к себе в дом?