Я же тем временем занимался весёлыми пирушками с друзьями. Мы собирались у одного из нас в саду, нанимали музыкантов, певцов и проводили время в своё удовольствие. Приятели просили меня и я пел им, подыгрывая себе на дутаре, используя умно сплетённые слова Алишаха Самарканди:
«Любовь дарует зрение незрящим,
Дарует наслаждение скорбящим.
В безумцев превращает мудрецов
И наделяет мудростью глупцов.
Любовь бессильных награждает силой,
Безногий встанет, чтоб бежать за милой».
И Низами:
«Кто не любил иль отлюбил,
Тот, кто остыл давно,
Хоть в нём ещё немало сил,
Покойник – всё равно».
И Саади:
«Наверное, страсть не зря дарует нам судьба
Своею властью.
Величие царя, ничтожество раба –
Прах перед страстью».
И опять Саади:
«Ты говоришь мне: «Не ходи за той, чей строен стан.
Ты стал посмешищем для всех, безумен ты иль пьян?»
О ты, мудрец, советов мне напрасных не давай:
Ну, как могу я не ходить, когда на мне аркан?..»
И Хафиза, перед которым почтительно немеют остальные поэты, признавая его своим царём:
«Будь славен тот, кто страстью наделён,
Кто цепь её носить приговорён.
Что знаешь ты про сладость этой муки?
Любовь пьянит того лишь, кто влюблён…»
Скоро имеющиеся у меня деньги подошли к концу, а тех, что приносил Ага-баба, хватало ненадолго. И тогда он – да поразит его наизлейшей проказой шайтан! – предложил продать ему лавку, представив дела в ней как самые наихудшие, совсем пропащие. Я поверил, позабыв поговорку, что все плуты родом из Исфагана, – и продал.
Потом знающие люди говорили, что он дал мне меньше половины настоящей цены. Да и те деньги Ага-баба скопил, утаивая из выручки.
Я вновь занялся делами удовольствий, погрузившись в море блаженств, посещая острова наслаждений и срывая цветы приятства и неги. Всё это продолжалось до той поры, пока у меня водились деньги.
Затем я был вынужден продать свой дом. Исмаилу я сказал, что тоскую по родительскому крову и хотел бы жить с ним под одной крышей. Из уважения к моему старшинству брат выделил в своём доме мне большую комнату, где я и поселился. В это время он уже был женат на Ширмо, дочери горшечника Нияза, и она родила сына Исмата да дочь Малику.
Нужно ли говорить о том, что очень быстро я потратил на удовольствия и эти деньги. Настали тяжёлые для меня дни. Отчаявшись, я подсмотрел, где Исмаил хранил свои деньги и ночью взял их, совершив злокозненное дело.
Брат обнаружил пропажу, но на меня подозрений не возымел, ругая неизвестных воров. Ещё усерднее дерзких похитителей проклинал я. Простодушный Исмаил растрогался и принялся успокаивать меня.
Когда закончились деньги брата, то я уже знал, где их можно взять. Будучи однажды в гостях у кузнеца Рахима, я запомнил расположение его комнат. Ночью прокрался в спальную, неслышно открыл сундук и отыскал на его дне платок с монетами, собранными Рахимом сыну на свадебный туй.
Впоследствии так я делал многажды: пользовался всяким удобным предлогом, чтобы побывать в гостях, всё внимательно высматривал, запоминал, искусно выспрашивал, а спустя некоторое время тайком под покровом ночи пробирался в дом и крал.
Не было ничего самого плохого, чего бы я ни совершал! Я не только влезал в чужие дома, чтобы ограбить хозяев, но даже останавливал ночью на дороге поздних прохожих и, угрожая ножом, забирал у них деньги, халат, чалму и чарыки. Однажды, когда я с узлами чужого добра вылезал из дома водоноса Одины, то хозяин схватил меня. Растерянный и донельзя испуганный, я выхватил нож и ударил его… Шайтан направил лезвие прямо в сердце – водонос упал замертво, а я убежал, бросив вещи.
В городе начали говорить обо мне нехорошее, но доказательств ни у кого не имелось и я жил беспечно, не обращая внимание на разговоры за моей спиной. Исмаил же твёрдо верил в мою частность, ибо был простодушен от природы, я уверял его, что живу праведно на деньги, доставшиеся мне в наследство от отца.
Потом шайтан зародил во мне желание ограбить дом богатого купца Бобосадыка. И тут счастье отвернулось от меня! Один из его домочадцев страдал бессонницей, не спал и увидел меня. Я едва успел закрыть лицо рукою.
…И вот в наш дом ворвались стражники, они начали искать похищенное. Долго ничего не находили, так как я прятал вещи на половине дома, которую занимал мой брат. Потом всё же обнаружили и схватили Исмаила.
Дело в том, что идя на грабёж, я всегда надевал его халат и чалму. Потому подозрения пали на него.
Исмаила жестоко избили так, что синяки налезали один на другой, и поволокли к главному кази Ходжента.
Суд был скорым: брата приговорили к казни путём отсечения головы.
Страшно закричала его жена Ширмо и упала без сознания. А рядом с ней, плача, ползали маленькие дети, не понимая, что приключилось с их матерью.
Всевышний снял с моего сердца жир злобы и жестокосердия, слёзы навернулись на моих глазах. Не сознавая, что делаю, я выступил вперёд и признал себя виновным в воровстве.