Оазис (сборник)

— Антонио, — она огляделась по сторонам. — Запомни это мгновение.

До меня не сразу дошло, что она имела в виду.

— Думаешь, что я не сохраню в памяти день нашей свадьбы?

— Про свадьбу можешь забыть.

— Тогда про какое мгновение ты говоришь?

— О том обычном, одном из множества, которое сейчас обнимает нас, целует и уходит. Мне хотелось бы, чтобы именно оно осталось в нашей памяти. Но прошу тебя, помни только об этом одном мгновении, и думай о нем всегда, в отрыве от сегодняшнего дня.

— Хорошо. Я буду его помнить, и, видимо, я понимаю, какие мгновения для тебя ценные. Люди сохраняют в памяти даты, номера дипломов, сроки продвижения по службе, вспоминают свадьбы и какие-то годовщины, рождения и похороны, великие события и мгновения иных, стандартизированных успехов и шаблонных неудач. Они накапливают все это, что обычай заставляет их помнить, что вписывается в рубрику, что никак не нарушит шестереночек статистических арифмометров, и что никак не формирует их истинную жизнь. А когда на закате дня приходит бухгалтер по списанию, они отдают ему все и остаются ни с чем, потому что у них нет таких мгновений, как у нас.

В четверть шестого мы вернулись в комнату. Ибрагим пил вино в компании помощников Лучано. Я показал ему на часы, но он пригласил нас к столу. В половину шестого я зацепил Софию и сообщил ей, который час. Вместо этого, она подала мне гитару. Я сунул ее Ибрагиму. Листано танцевал с Еленой. Все пели и пили. Я же все время сжимал руку Лючии, но сидел спокойно. Мне не хотелось, чтобы показалось, будто бы я боюсь больше других.

Только в семнадцать сорок София поднялась из-за стола.

— Дорогие мои, — сказала она. — Пошли, потому что сейчас нас выбросят из этого кино.

Елена искала сумочку с косметикой. Ибрагим настраивал гитару. Листано же отправился наверх за какой-то книжкой, которую хотел взять с собой на Сицилию.

— До встречи в Палермо! — воскликнул я.

Сражу же после того, я схватил Лючию за руку и вытащил ее в сад. Там глянул на вершину горы. Полоса переключателей переместилась с улицы под открытые ворота. Я завел Лючию на семнадцатый переключатель и встал рядом с нею.

Через секунду меня окружила толпа бегущих людей. Я находился на широкой площади, прямо посреди какого-то сборища. Люди кричали и размахивали транспарантами. Я протискивался среди них, но нигде рядом не видел Лючии.

Я звал ее минут десять, пока не увидел гипнотизера с Софией. Над головами демонстрантов мелькнуло лицо Ибрагима. Он что-то кричал мне. Я понял, что Лючия не перенеслась в стерео Палермо. Ибрагим видел ее в Сорренто, когда она бежала в сторону берега.

Как только мы вынырнули из толпы, я помчался к пятьдесят первому переключателю, встал на него и вернулся в Сорренто. За это же время внутренняя часть экрана сдвинулась в сторону моря.

Я стоял на высоком берегу. Это место я узнал сразу же. Где-то неподалеку в открытом окне играло радио. Я услышал, что сейчас восемнадцать ноль-ноль. У тропки над обрывом стоял дорожный указатель с надписью «Ostello per la Gioventu». Стрелка показвала на вылет маленькой улочки, откуда выбежала Лючия.

В ее глазах стояли слезы. Я крепко прижал ее к себе.

— В Неаполе взорвется бомба! — выкрикнула она.

Девушка хватала воздух. Жаркий ветер дергал ее волосы у самой моей щеки. Я глянул в синюю даль горизонта. Неаполь отблескивал в лучах пурпурного солнца. Когда я склонил голову в поисках губ Лючии, над горизонтом вспыхнул призрак ожидаемого восхода. Когда же я мигнул, ощущая зрачками жар безумствующего вдали ада, весь мир закружил у меня перед глазами в наводнении бело-фиолетовой вспышки.

Вернись в Сорренто

И вот он я тут. Вот уже много дней я нахожусь в живописном и светлом городе, что заполняет громадное пространство под съемочной площадкой Крыши Мира. Здесь я нашел все, кроме решения тайны нашего бытия. Я мог бы существовать здесь целую бесконечность, но вовсе не собираюсь побить рекорд продолжительности жизни. В надежде меня удерживает мысль, что Лючия тоже живет, и подобно мне она блуждает где-то в этой многомиллиардной толпе. Наверняка, если бы я с ней не познакомился, то был бы здесь счастлив, ведь Ибрагим не врал, описывая условия, в которых живут люди девяносто шестого века.

У меня есть все основания судить, что Лючия настоящая. Я неоднократно проигрывал всю историю нашего пребывания на Капри и в Сорренто. В этой истории я не обнаружил ни единой ситуации, когда Лючия вышла бы за рамки стереона.

Потому я и думаю, что она живая. Только и не это главное. Я буду искать ее до того самого дня, когда пробьет мой час в очереди к Духу Мира. Тогда я вернусь на съемочную площадку и найду Сорренто, чтобы соединиться с ней в то мгновение, которое она мне столь выразительно указала.