Оазисы (СИ)

По гладкой мраморной аллее между аккуратно подстриженных деревьев и кустов новоприбывшие и их спутницы достигли одноэтажного белокаменного здания с массивным порталом и колоннами по обе его стороны. Тонкие деревянные двери были распахнуты.

Внутри, в просторном и прохладном вестибюле с очень высоким потолком, Майя, Тесса, Андромеда и Матильда встали за мраморный стол. За их спинами блестело диковинное окно; оно было широкое, но невысокое, а за ним — тьма. В центре стола имелось углубление другого, более тёмного цвета. Формой оно напоминало левую человеческую ладонь. Алан мимоходом подумал, что углубление сделано не из мрамора, а из какого-то эластичного, слегка фосфоресцирующего вещества.

— Прошу вас, — обратилась Майя к Димитрию, который стоял ближе к центру стола, — положите сюда вашу ладонь.

— Это еще зачем? — напрягся Димитрий.

— Таковы правила нашего Оазиса. Не беспокойтесь, с вами ничего не случится.

Димитрий крякнул. Поглядел на спутников и положил ладонь в углубление.

Тотчас окно за спинами красавиц осветилось, на нем засиял причудливый узор, похожий на заросли плюща.

Майя улыбнулась и ловко надела на кисть Димитрия оранжевый браслетик с черным узором.

— Добро пожаловать в Либеру, Димитрий Каганович! Сейчас вам будет предложена комната, где вы сможете отдохнуть. За вами будет закреплена компаньонка. Теперь вы, пожалуйста, положите сюда вашу руку.

Тэн, улыбаясь во весь рот, с готовностью подчинился. В окне возник слегка другой узор.

— Добро пожаловать в Либеру, Тэн Тайджи-Ар, во второй раз за последние двадцать два года.

Тэн опешил.

— Это вы узнай по моей рука?

— Мы записываем данные всех Пилигримов, посетивших наш Оазис, — проворковала Андромеда. — И храним данные в течение одного поколения, то есть двадцать два года.

— Почему именно одного поколения? — спросил Матиас. Он выглядел донельзя сбитым с толку. Вероятно, во время первого посещения он был слишком очарован красотками Оазиса, чтобы задавать какие-либо вопросы.

— Потому что, — сказала Матильда, — одному и тому же Пилигриму дозволяется вступать в половые контакты с либерианами только один раз в поколение.

Кто-то тонко вскрикнул. Алан озадаченно взглянул на Тэна — именно он издал этот необычный звук.

— В прошлый раз вы об этом не говорили, — пробормотал Матиас. Они с Тэном растерянно переглядывались. — Получается, в этот раз мы не…

— У вас будут все привилегии гостей Либеры, — утешила его Тесса, — но без некоторых услуг. Отдых, питание, развлечение. Но компаньонки вам больше не полагаются. Ваши гены уже поступили в генофонд Оазиса, поэтому больше мы в них не нуждаемся в течение поколения.

— Поступили чего? Куда?.. — не понял Тэн.

— Но через поколение мне уже не нужны будут ваши “некоторые” услуги! — вскричал Матиас.

— Получается, вы тут уже пометили территорию, и больше вам ничего не светит? — Димитрий язвительно расхохотался. — А у нас с Аланом впереди веселые денёчки? Ха-ха-ха! Обломитесь, любители секретов!!!

Прелестные либерианки с сожалением покивали, глядя на вытянувшиеся физиономии Матиаса и Тэна.

— Подождите, — сказал Алан. — У вас двоих тут что, дети остались с прошлого визита? А вы даже об этом ни словом не обмолвились?

Обескураженный неприятным известием Матиас чуть ли не раздраженно ответил:

— Во-первых, наши детки есть в нескольких десятках Оазисов. И дети Эмиля тоже, кстати говоря. Да и у тебя тоже, Алан; думаешь, все твои выстрелы за последние года вышли холостыми? А во-вторых, либериане всегда оставляют себе отпрысков Пилигримов и не показывают отцам. Верно? — обратился он к девушкам. Они снова кивнули.

Алан был неприятно поражен, хотя ничего нового, в принципе, Матиас не сказал, кроме информации о правилах Либеры. Иногда во время ночных дежурств, оставаясь наедине с мыслями, он размышлял, что девицы вроде Фрейи из Грейстоунхилла могли оставить себе после свиданий с Пилигримами нечто более материальное, нежели сладкие воспоминания. Он старался не развивать тему.

Правда, подозревать, что где-то растут твои дети, или знать это точно, но совершенно не волноваться по этому поводу — вещи разные. Его неприятно поразил цинизм и равнодушие друзей. Алан поспешил напомнить себе, что он — Пилигрим, дитя свободы, рожденное для Дороги, а не Дома. И всё-таки на задворках сознания закопошилась мысль, что он еще недостаточно заматерел, чтобы всей душой принять все аспекты жизни Пилигримов, включая поразительное безразличие к собственным потомкам. Или он стал сентиментальным после общения с Кассией? Стал смотреть на мир через призму женского восприятия и представлять, как она оценит тот или иной его поступок?

Он кисло посмотрел на прекрасных девушек Либеры.

— Так вы и получаете свежую кровь, без женихов, — сказал он. — Пилигримы приходят, делают своё дело, а вы оставляете детей? Семей у вас, стало быть, нет?

— У нас есть интернаты, — тут же ответила Майя. — Прошу вашу руку, уважаемый Алан Аркон.

***