Об ангелах, ведьмах и вселенских механизмах (СИ)

— Не будет, я же ангел, ангелы не мёрзнут, — отвечаю я и даже не вру. Ангелы действительно не мёрзнут, правда вот сейчас я в несколько более осязаемой, чем обычно, форме, так что точно ничего сказать не могу. В итоге, опять выгляжу как фрик и по ангельским, и по человеческим меркам. Чёрная рубашка, потёртые джинсы и кеды — явно не самый стандартный выбор для разгара зимы. Большинство других ангелов так вообще бы посмотрело на меня, как на психбольного, особенно из тех, кому перевалило за четыреста.

— Да, не мёрзнут и не простужаются, разве что только если это не чья-то чужая болезнь, — весь вид Летти становится очень виноватым. — Ты прости за это, я не хотела.

Я лишь отмахиваюсь. Нашла за что извиняться. Ещё бы извинялась за то, что она ведьма. Надеюсь, хоть это ей в голову не придёт. И тем не менее, я удивлён, что она знает.

— Как ты ушла от ведьм? — мне действительно интересно, потому что вот так запросто от них не уходят. Ведьмы не любят даже думать о том, что кто-то может разболтать их секреты.

— Взяла и ушла, — улыбается Летти, а тёмные глаза хитро сверкают, — днём пока все спали. Спутала им охранные чары — и в лес. А из колдовского леса можно запросто в любой другой попасть, даже в тот, что не лес, а парк.

Какое-то время мы молчим, смотрим за падением снежинок и думаем — Летти о прошлом, я о будущем.

— Знаешь, у меня не выходит быть ведьмой, — говорит она после недолгих раздумий. — Мне не очень хочется портить вам или людям жизнь. Да и ненавидеть вас всех не выходит.

— Ненависть — дело наживное, — философски замечаю я. С полчаса назад ненавидеть совет у меня получалось очень даже славно.

— Ангел не должен так говорить, — с деланной поучительностью заявляет Летти.

— Ангел много чего не должен.

— А знаешь, я вас раньше по-другому себе представляла, ну до того, как впервые тебя увидела, — говорит и смотрит на меня во все глаза, будто подмечает перемены. А я со временем и не меняюсь нисколько, всё такой же выбеленный и взъерошенный, разве что волосы начал в хвост убирать, чтобы не мешались.

— Только не говори, что в белой рясе, с золотыми кудряшками и нимбом над головой. Да ещё и правильными, как равнобедренный треугольник. Я этого не переживу! — я бы даже картинно руки заломил, но между лопаток до сих пор противно ноет, так что я стараюсь обходиться без лишних движений.

— Я рада, что ты не такой, — Летти смеётся, и у меня на душе становится легче, даже фантомные крылья меньше болят.

— Я тебя ждала, — добавляет она после недолгой паузы, — очень. Спасибо, что пришёл.

Почему-то вдруг смущаюсь, даже самому странно с чего бы. Ангелов замечать не принято, благодарить — тем более, а оно, оказывается, приятно. Летти снова смеётся, я краснею, не сильно, но думаю с моей-то бледностью, заметно.

— Пришёл-то пришёл, — говорю я, — но что дальше делать совершенно не представляю. Я ж практически как ты выбрался. Сбежал то есть. Непутёвый у тебя ангел-хранитель, прости уж.

— Ничего, — улыбается она и прислоняется к моему плечу. — Главное, что есть. Вдвоём лучше, чем одной.

Так мы сидим. Одни в пустом парке. Где-то вдалеке звучит музыка, кажется, кто-то даже поёт вживую. Впереди виднеется оживлённая улица, сияющая неоновыми огнями. По ней проходят люди, чаще весёлыми компаниями или парами, реже — в одиночку. Почти все — в сторону площади. Там огромные часы на старинной башне совсем-совсем скоро скажут людям о том, что они пережили ещё один год. Раньше — совсем давно, когда и меня-то ещё не было — смысл праздника был именно таким «спасибо ангелы, что помогли прожить ещё год». Сейчас же всё упростилось до «ура, новый год наступил». По-моему, оно к лучшему.

Год кончается, снег падает, а мы всё сидим, почти демонстративно ждём чуда. А оно всё никак не случается.

***

Не сразу понимаю, что кто-то идёт. Сначала замечаю, что соседний фонарь выхватил из тьмы какое-то яркое пятно, которое вскоре вновь исчезает. Подумал, мало ли, отсвет или ещё что-то. Вертеться и рассматривать не с руки, Летти пригрелась и уснула у меня на плече, не будить же.

Но вскоре я услышал чьи-то шаги. Откуда-то до сих пор доносилась музыка, с площади долетали крики и смех, а я как-то ухитрился расслышать шаги. Лёгкие, почти бесшумные. Люди так не ходят — это я отлично знал.

Напрягся всем телом, пялился во тьму и ждал. Сам не знаю чего, может, ведьму, может инквизиторского ангела. Для инквизитора мы были бы отличным уловом. Ведьма и блудный (или уже падший?) ангел. Ну не удача ли? Но вижу я нечто совсем иное.

Яркий блик отполированного металла режет по глазам. И почему эти штуки всегда так сверкают? Разве им не положено быть траурно-матовыми и блёклыми? Потом из тьмы выплыл и весь совершенно не траурный силуэт жнеца. Как обычно весь чёрно-красный, словно состоящий из огня и углей.