Об артиллерии и немного о себе

Как-то в самом конце ноября, уже глубокой ночью, когда мы все вымотались до предела, позвонил Д. Ф. Устинов и предложил мне отдохнуть — отправиться на его дачу и поспать там несколько часов. Я согласился. И вот наркомовская машина, вырвавшись на загородное шоссе, покатила на запад, в район Николиной горы.

На даче, едва добрались до непривычных уже постелей, забылись в тяжелом сне. Проспали часа четыре, не больше. Поднялись с первыми проблесками зимнего утра. И — снова в Москву.

Короткий отдых в домашней, как говорится, обстановке взбодрил, прибавил сил. Но то, что мы услышали, приехав в ГАУ, заставило тревожно сжаться сердце. Оказывается, именно этой ночью в районе Николиной горы бродило несколько просочившихся через линию фронта вражеских разведгрупп…

Выходит, что и враг готовится к времени «Ч». Но к своему: старается все вызнать, вынюхать…

Да, гитлеровцы готовились к зимнему наступлению на советскую столицу. Но наше командование преподнесло «сюрприз» фашистским генералам: б декабря 1941 года советские войска перешли под Москвой в контрнаступление. Оно, как известно, увенчалось успехом. Немецко-фашист-ским армиям на полях Подмосковья был нанесен сокрушительный удар, они вынуждены были на сотни километров откатиться от стен столицы первого в мире государства рабочих и крестьян.

Уже к середине декабря 1941 года положение под Москвой значительно улучшилось. А это дало возможность эвакуированным ранее управлениям ГАУ к Новому году вновь вернуться в столицу. Работа нашего ведомства начала входить в нормальную колею.

* * *

Не могу не отметить такого факта, что до середины июля 1941 года Красная Армия не имела начальника артиллерии РККА. Его функция в какой-то мере исполнял начальник ГАУ, который, однако, сделать многого не мог, так как центр его непосредственных интересов и обязанностей не лежал в сфере боевых действий.

И все-таки кое-что мною было сделано. Наиболее крупным мероприятием, которым я горжусь и по сей день, явилось принятое по моей рекомендации категорическое распоряжение Ставки об отводе всей артиллерии большой и особой мощности в тыл. Причем отвода немедленного, без ссылок на тяжелейшую обстановку первых дней войны.

Конечно, выходя на Ставку с подобным предложением, я прекрасно понимал, как будет встречен этот приказ в сражающихся войсках. Но иного выхода просто не было. Надо было учитывать ограниченную подвижность тяжелых и дорогостоящих орудий БМ и ОМ. А танковые и мотомеханизированные соединения врага в самом начале войны иной раз только за день проходили в глубь нашей территории до ста километров!

Поэтому, как ни негодовали наши славные артиллеристы, жаждавшие обрушить свои тяжелые снаряды на врага, им все-таки приходилось грузиться в эшелоны и увозить орудия на восток, подчас вместе с эвакуировавшимся мирным населением.

Да, при вынужденном отходе, а также в период оборонительных боев 1941 года мы сохранили эту артиллерию. Все орудия калибра 203 и 280 мм, а также 152-мм дальнобойные пушки (потеряны были всего лишь единицы) с кадровым составом вовремя оказались в глубоком тылу, где их расчеты продолжили занятия по боевой подготовке. До поры. Ибо мы знали, что придет, обязательно придет такое время, когда артиллерия большой и особой мощности вновь займет свое место в боевых порядках наших войск, повернувших уже на запад, и будет прокладывать им путь могучим огнем.

Но вернемся снова к разговору о должности начальника артиллерии РККА. 19 июля 1941 года последовал приказ НКО о введении этой должности вновь. Но ГАУ продолжало некоторое время подчиняться еще непосредственно НКО. И лишь в сентябре И. В. Сталин переподчинил наше управление начарту РККА.

Работали мы дружно. Моя подчиненность Н. Н. Воронову, как я и ожидал, свелась в основном к тому, что один лишь только начальник управления артиллерийскими формированиями генерал П. Е. Васюков, как представитель начарта РККА, стал поддерживать связь с управлениями снабжения ГАУ. Воронов же попросил (именно попросил, а не приказал) оказывать ему любезность — регулярно снабжать его экземпляром сводной ведомости обеспеченности фронтов вооружением и боеприпасами, чтобы при необходимости он мог давать квалифицированные справки на совещаниях в Ставке. Словом, по работе у меня никаких недоразумений с начартом РККА никогда не возникало, в своей деятельности я остался полностью самостоятельным. Правда, начальник ГАУ не только пользовался правами первого заместителя начальника артиллерии, но и был членом Военного совета артиллерии РККА. Военный же совет собирался довольно регулярно и обсуждал на своих заседаниях целый ряд внутренних вопросов, касавшихся хода формирований, деятельности военно-учебных заведений, расстановки кадров.

Кстати сказать, в нашем объединении были и свои положительные стороны. Мы с Николаем Николаевичем Вороновым теперь чаще посещали Ставку, Верховного и уже вдвоем решали вопросы, связанные с использованием артиллерии, формированием новых частей. А при его поддержке делать это было гораздо легче.