Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Гнат рассказывал и о том, как село ненавидело Миколайчика и жаждало от него избавиться. Но Миколайчик в ответ на это только улыбался и каждый вечер ходил с комендантом в шинок. И случилось в этот вечер так (это было на следующий день после того, как десятерых вывезли из села в Новогрудки), что Миколай­чик один возвращался домой. Кое-кто это заметил, узнал об этом и Гнат. Тогда они вдесятером пошли за Миколайчиком и нагнали его, когда он входил уже в свою хату. Но это их не остановило. Гната поставили с дубиной позади хаты, чтобы Миколайчик не ускользнул, а потом выбили стекла. Гнату недолго пришлось ждать. Миколайчик наскочил прямо на него и бежал так быстро, что Гнат не успел и дубиной замахнуться, как тот исчез в лозняке и оттуда выстрелил в Гната, но пуля только над ухом просвистела. В полночь приехал из города на машине большой отряд полицей­ских, и всем десятерым стало ясно, что добра от этого не будет. Когда разбудили Гната, он сначала упирался, но, вспомнив про Гапку и подумав, что станется с нею, если его посадят под следст­вие на полгода, закутал ее в кожух, взял на руки, запер хату на ключ и побрел с девятью товарищами через белые поля к границе.

Идти надо было четыре мили, и, когда подходили лесом к границе, уже рассвело. Увидели полосатый столб и повернули направо, чтобы обойти его незаметно. Вышли на большую поляну и заметили по ту сторону красноармейца с винтовкой. Подумали тогда — конец путешествию и высыпали на поляну, толпой спеша к красноармейцу. Но тут по лесу прокатилось громкое «Стой!». И кто-то выстрелил. Те девять побежали и через минуту были уже на той стороне. Остался только Гнат, не было сил нести Гапку под пули.

«Пусть,— подумал он,— лучше уж полгода отсижу, а Гапка у добрых людей авось не пропадет».

И пошел Гнат назад, только уже не в село, а прямо в город. И это хуже всего,— пропадет Гапка в городе, ей же только шесть лет.

Гнат кончил и посмотрел вокруг. Он думал, что все сочувству­ют шестилетней Гапке, которая бродит сейчас где-то на холоду, голодная, в чужом городе. Но лица судей, прокурора и жан­дармов были такими же, как и прежде. Только адвокат еще глубже зарылся в бумаги. Гнат опустил голову.

III

Второй час уже допрашивали Гната, и когда председатель устал, его сменил сосед с бородкой. Он задавал вопросы и скалил большие желтые зубы, точно хотел схватить каждый ответ под­судимого, разжевать и выплюнуть на стол трибунала, как гото­вый параграф. Он впервые в жизни видел Гната, ему было совер­шенно безразлично, в чем обвиняют этого человека, но он не­навидел подсудимого всей душой — и за то, что тот говорил на языке, ненавистном судье, и за то, что он так прямо смотрел ему в глаза, и за то, что в нем была сила, которая, если освободить ее на миг от цепей, оставит судью без тоги, под голым небом, сиро­той в чистом поле, где нет ни дорог, ни устланных коврами тропок, а только пустота и ноги, которым некуда двинуться.

Прокурор все время молчал, и когда судья с бородкой, пере­став скалить зубы, удовлетворенно откинулся в кресле, он вопросительно посмотрел на брюнета и для эффекта выждал минуту. Но тот не заговорил, и тогда прокурор вздохнул легонько и будто невзначай задал подсудимому вопрос:

—     Вас лично Миколайчик обидел чем-нибудь?

—    Меня — нет,— ответил Гнат.

—    В таком случае зачем же вы набросились на него?

Гнат молчал,— он не понимал прокурора, и ему казалось,

что тот шутит и потому только задает такой нелепый вопрос. Ведь каждый ребенок в селе знал, кто такой Миколайчик.

—    Не знаете? А мы знаем.— Прокурор вобрал монокль глубже в глаз и продолжал допрос: — Вы давно уже член организации?

—    Какой?

—    Террористической.

—    Да я никогда...— Гнат замялся.

А ведь верно, приходилось уже что-то такое делать. Год назад бастовали у помещика, и тогда Харитон, сын Михайла, бывало, говорил: «Организация мы, а об организацию господа непременно зубы обломают». Но перед ним теперь тоже сидели господа, и он решил возражать.

А прокурор тем временем продолжал громить подсудимого:

—    Вас было десять, и нападали вы организованно.

Гнат растерянно молчал, и триумф прокурора был полный.

—    Кстати, вы долго занимались шпионской деятельностью?

Гнат не мог больше молчать. Он понял, что его ошибочно

обвиняют в преступлениях, за которые жестоко карают, что эту ошибку необходимо исправить. Надо сказать им, что Миколайчик и на этот раз, как всегда, подло брехал и что в его болтовне нет ни крошки правды.

—    Высокий трибунал! Никогда ничего подобного не было. Не мог я знать и не знал ничего. Шпионом в нашем селе Миколайчик был. Это он меня...

Ярость душила Гната.

—     Террористическая банда, членом которой вы были, соста­вила после перехода через границу подробное сообщение о распо­ложении наших войск.

Жандармский офицер насупил брови и утвердительно кивнул головой, хотя он знал об этом столько же, сколько и прокурор. Он только честно исполнял свои жандармские обязанности.

—    И вы все еще не признаете себя виновным? — недовольно спросил председатель.