Об истерии

Наконец, при значительной силе переживаний, как на войне и во время землетрясений, не только несозревший, но при известных условиях, и всякий человек обнаруживает панические и истерические реакции и реакции невроза испуга. Так что можно сказать вместе с Hoche: «всякий человек способен на истерию»; именно потому, что в каждом таятся древние формы инстинктов, лишь более или менее прочно закрытые более молодыми характерологическими слоями культуры.

Глава 3. Истерическое привыкание

Истерические реакции возникают в тех случаях, когда нарушается течение высших, особенно импульсивных стремлений человека, и когда высшая личность не в состоянии выравнить и переработать эти нарушения. Мы имеем дело с тем же самым явлением, как и у растения, у которого отрублена ветвь: на месте, где отсекается стремление, вырастают истерические побочные отпрыски. Нашему взору представляется картина, на которой стоит остановиться. Мы видим человека длительно в положении, преисполненном опасностей. Его инстинкт самосохранения хотел бы их избежать, но этому препятствует внешнее принуждение, заключающееся в военной службе. Только что наблюдали мы простое уклонение и тенденцию к бегству, а внезапно из них получился вялый паралич руки. Или мы видим женщину в несчастном браке; влечения ее стремятся освободиться от этих уз. Внезапно стремление превращается в истерическую рвоту, в крестцовые боли, в сумеречное состояние.

Вопрос, который надо разрешить, заключается в следующем: как происходит превращение душевной энергии переживаний в те известные комплексы явлений, психических, двигательных и чувствительных, которые мы называем истерическими? Каким образом тенденция к бегству приводит к параличу руки, несчастный брак к тику плеча? Этот центральный вопрос учения об истерии является, следовательно, вопросом о нервно – психической динамике.

Самый простой ответ гласил бы: так называемый истерик попросту надувает нас своими симптомами. Он изображает перед нами импозантную сцену, так как знает, что наша доверчивость поможет ему освободиться из неприятного положения. Он применяет целесообразное продуманное притворство и действительно достигает этим своей цели. В неврологии военной многие наблюдатели очень близко подошли к такому толкованию. На самом деле истина заключается в следующем: в тех ситуациях, которые обычно способствуют возникновению истерических реакций, удается изредка разоблачить субъекта, который признается, что делал он это умышленно; и самое неприятное заключается в том, что такие умышленные притворства протекают часто в виде тех же самых типических симптомокомплексов, которые заслужили клиническое обозначение «истерических».

Но если предположить, что каждый истерик водит нас за нос при помощи продуманной, планомерной игры, то возникает вновь вопрос, каким же образом делает он это? Можно ли произвольно дрожать в течение целого часа или раз 12 за день произвести рвоту или, наконец, с улыбкой глядеть, как твою кожу протыкают иголками? Или иной вопрос. Истерик хромает на одну ногу, строит при этом ворчливую физиономию и жалуется на головные боли. Все это не составляет большого искусства; но он проделывает это в продолжение многих лет подряд из–за 20% ренты, хотя при этом он теряет прекрасный трудовой заработок и губит все свое гражданское существование. Как вот это возможно? Мы видим, следовательно: постановка вопроса меняется мало, пытаемся ли мы представить стремление, превращающееся в истерические симптомы ясно продуманным или инстинктивным, менее сознаваемым или же вовсе бессознательным. В обоих случаях остается нам разъяснить те пути, которые от стремления ведут к симптомам. Успешнее всего справимся мы с этой задачей, если и истерику будем изучать так же, как изучали бы жизнь паука или формы реакций у какого-нибудь рака, т. е. пользуясь методом чистого наблюдения, воздерживаясь от клинических и моральных оценок, не касаясь противоположности в понятиях: «здоровый» или «больной», «добрый» или «злой», «истерия» или «симуляция». Далее, стремление, входящее в истерические симптомы, мы рассматриваем попросту, как «волю» истерика, не придавая особенного значения тому, что в одних случаях она действует более разумно, в других более инстинктивно. Мы справимся, став на такую точку зрения, с более простыми истерическими механизмами; а более сложными феноменами расщепления воли и расщепления личности мы вообще займемся позднее.