Об истерии

Далее. Дело идет не просто о гладких отклонениях к антагонистическим полюсам; выражаются они не той мягкой закругленной линией, которая свойственна целе­вой воле, если там решение по необходимости перево­дится в другое, диаметрально – противоположное. Вместо того, этот волевой тип дает своеобразную, причудливую кривую, по которой он и может быть распознан всюду, где он обнаруживается. Дело в том, что раздражение дает здесь реакцию не только крайне одностороннюю, но с совершенно нецелесообразной тратой сил и притом такую, которая может надолго пережить самое раздражение. Если я, например, обращусь к пациенту во время лечения с каким – нибудь коротким приказом, то послед­ний может у него вызвать чудовищный протест, дикое, длящееся минутами сопротивление, сопровождающееся напряжением всей мускулатуры тела; в силе этого со­противления, в его большой продолжительности нет никакого соответствия со степенью полученного раздра­жения. Эти волевые судороги доставляют множество затруднений при лечении. Часто оказываемся мы в та­ком положении, когда отданное приказание мало или вовсе не трогает пациента, потому что его воля нахо­дится еще в тетанусе от предыдущего раздражения. Все это вещи, которые можно увидеть и установить чисто – эмпирическим образом на лечебном столе. Не­вероятная трата волевой энергии и мышечной силы приводят под конец сеанса к проливному поту и тяжелому утомлению, красноречиво говорящим об этом совсем неэкономном и необузданном способе волевой функции.

Те же судорожные явления в области воли, как при описанных негативистических реакциях, можем мы в более слабой степени наблюдать и обратно, при авто­матизмах на приказ истерика. Напр., при упражнениях приказанное сгибание ноги выполняет он часто каррикатурным образом и с чрезмерным напряжением мышц; или при лечении немоты первый приказанный звук из­дает он сразу с судорожной вербигерацией раз двадцать подряд.

Не мешает напомнить о толчкообразном полном от­ливе воли, напоминающем захлопыванье и составляющем по своему внезапному непредвиденному способу обрат­ное изображение волевой судороги. Среди продолжаю­щегося успешного активного лечения истерик вдруг сжимается, он больше ни к чему не годен, он не в со­стоянии шевельнуть ни одной мышцей, все дотоле достигнутое забыто, на несколько моментов никакое приказание и никакая боль не достигают цели. Он по­ходит на машину, которая, лишившись пара, внезапно остановилась в чистом поле.

Следовательно, при этом волевом типе, наблю­даемом в действии, обнаруживаются три главные фазы: стадия судорожная, стадия коллапса и сво­бодный интервал, из которых последний представляет собой крайне чувствительное состояние, как бы готовое каждую минуту превратиться в рабское да или в сле­пое нет.

Если мы подумаем о том, что в течение лечебного сеанса в каждой из этих трех стадий на пациента воз­действуют волевые раздражения, то мы поймем, почему на постороннего зрителя это закономерное течение про­изводит столь сложное, запутанное и причудливое впе­чатление: на одно и то же волевое раздражение с совер­шенно непредвиденными промежутками времени появляется в один раз (в свободном интервале) чрезмерная реакция, в другой раз (на высоте судорожного стадия и стадия коллапса) – полный отказ.

Этим мы набросали в грубых чертах характеристику волевого типа, который мы наблюдаем у наших пациен­тов во время сеансов активного лечения. Главные его симптомы, в противоположность целесообразной воле, следующие:

1. Преимущественная его податли­вость по отношению к примитивным психическим раздражениям (боль, команда).

2. Его грубо – анта­гонистическое устройство (негативизм – автоматизм на приказ).

3. Несоответствие между раз­дражением и реакцией, как в динамическом, так и в отношении временной последовательности (судорога – коллапс).

В ином месте мы уже указали на другие особенности низших волевых процессов, на склонность к ритмическим повторениям, а также к ин­стинктивным формам двигательной бури и рефлекса мнимой смерти.

Этот волевой тип мы называем гипобулическим, причем обоснования для этого названия мы да­дим в дальнейшем.