Об ограниченности ума

Игорь Смирнов Об ограниченности ума

* * *

От автора

В книгу, предлагаемую читательскому вниманию, вошли работы, публиковавшиеся в 2014–2016 годах в журналах «Звезда» и «Неприкосновенный запас», а также в сборнике под редакцией Сергея Зенкина «Русская интеллектуальная революция 1900–1930-х годов» (Москва, 2016). При включении в книгу эти тексты подверглись частичной переделке и расширению, не изменившим, однако, их идейной сути. Я глубоко признателен всем, кто поощрял и стимулировал меня к написанию этой работы. В первую очередь мне хотелось бы поблагодарить Андрея Арьева, Якова Гордина и Алексея Пурина, с дружеским радушием предоставивших мне в «Звезде» место для публикации большинства глав, из которых составилась книга. Две научные конференции в Москве, на одну из которых меня пригласила Екатерина Бобринская, а на другую позвали Сергей Зенкин и Илона Светликова, дали мне счастливую возможность вынести на живое обсуждение ряд тезисов, развитых затем в соответствующих разделах монографии. Я особенно благодарен Илье Калинину, уже в третий раз принимающему на себя обязанность быть редактором моих книг, и Ирине Прохоровой, которая, как то было и прежде, отзывчиво поддерживает мои начинания. И, наконец, сердечное спасибо Надежде Григорьевой, чьи советы и отклики постоянно сопровождали мою работу над сочинением, подошедшим теперь к завершению.

Май 2016 года

I. Безвременье

Многое в эссе Александра Блока, откуда я позаимствовал название для вступления в книгу, звучит так, будто вчера, а не более сотни лет тому назад было написано, – стоит только вставить этот текст в контекст актуальных обстоятельств. Паутина, в которую попал блоковский мир, опутывает и наш, став электронной. Оторванные от родных очагов призрачные бродяги приняли ныне вид мигрантов, толпами снующих в европейских больших городах и еще не вполне схлынувших из российских. «Прежде думали, что жизнь должна быть свободной, красивой, религиозной, творческой ‹…› Теперь развилась порода людей, совершенно перевернувших эти понятия ‹…› Они стали посвящать свое время государственной службе – и перестали понимать искусства»[1], – о ком произнесены эти слова: о поколении начала прошлого века или о современной молодежи, мечтающей о бюрократической карьере, которая обеспечила бы ей в ненадежные времена место в спасительной нише? И не тот же ли самый «переход от тишины пошлой обыденщины к сумасшествию»[2] переживаем мы снова – с той разницей, что расколовший общество конфликт, в дни которого появилось блоковское «Безвременье», затеян ныне у нас не революционерами, а правительством, развязавшим гражданскую войну на территории соседней страны и вмешавшимся во внутренние распри на Ближнем Востоке? Истерии, диагностированной в 1906 году, не убавилось – она лишь сделалась – как тут не вспомнить словарь новейших державных идеологов! – «управляемой». Истины вырабатываются в истории, чтобы быть упраздненными, оспоренными, если и признаваемыми, то в качестве неполноценных, не повсюду приложимых. Но когда время застывает, сказанное об одной его остановке без больших потерь может быть перенесено на другую.

1

Критика текущего времени – крайне неблагодарное поприще. Она задевает не только тех, кто творит современность на практике и в теории, но и тех, кто попросту пребывает здесь и сейчас без посягательства на сопричастность к социокультурному авангарду. У этого гипокреативного большинства нет другой жизни, чем та, какую оно вершит изо дня в день. Что иного увидит массовый человек в эссенциальном скепсисе по поводу современности, кроме покушения на его экзистенцию? «Не понял», – угрожающе бросит он своему супостату. Скольких пользователей интернета я обижу, если заменю на «баньку с WiFi» ту «баньку с пауками»[3], в которую Блок вслед за Достоевским поместил мнимую вечность – выдохнувшуюся историю? Имя им легион.