Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России

А.Г.: Сейчас можно услышать, что эмоциональное напряжение в обществе снижается, наступает примирение, единение, гармонизация. Социологические опросы демонстрируют очень высокую степень единства взглядов — 90 % поддерживают Путина, 97 % — присоединение Крыма. Может быть, это реальное единение?

Роман: На мой взгляд, нет. Просто общество примиряется с тем, что ему дают. Если в течение месяца подряд по центральным каналам крутить передачи, что политика Путина — это провальная политика, и что мы кардинально меняем курс, начинается новая перестройка, новая демократия, через полтора месяца народ начнет ругать Путина, Крым, и начнет думать так, как ему говорит телевизор. Мои знания истории подсказывают, что так и будет происходить, так раньше происходило.

А насчет гармонии, примирения на данный момент. Нет никакой гармонии, просто эмоции, патриотическое напряжение перешло в свое нулевое состояние. Это не осознанное принятие, примирение. Это просто остывание и брожение на уровне животных потребностей — заработок, потребление, — что весьма затруднилось в связи с реакцией мира на российские действия, санкциями. То есть люди просто перестали думать о политике. То есть имеет место просто угасание как мысли, так и эмоций. Раскол, как мне кажется, никуда не делся. Это яркая экстремальная полоса 13–14 года развела людей на основе базовых смысловых личностных вещей. И мне кажется, этот рубикон уже не перейти обратно.

А.Г.: Как ты думаешь, могут ли восстановиться отношения между теми, кто разошелся так сказать по разным рубежам?

Роман: Могу здесь говорить только за себя. Я доволен результатами этого раскола, этого расхождения. Доволен тем, что люди, с которыми мы постоянно раньше общались, в общем-то, в силу традиции, привычки, многие стали мне довольно чужды. Я им тоже стал чужд. И это на самом деле освободило меня, например, от затрат времени на в принципе бессмысленное общение. Это дало мне, с другой стороны, доступ к контактам с новыми людьми с которыми я действительно больше нахожу общих настоящих интересов, идей. Я доволен этим расколом, и я не собираюсь возвращаться.

А.Г.: По твоим наблюдениям как люди прореагировали на последние террористические акты?

Роман: Мне кажется, война в Донбассе сделала людей уже не очень-то восприимчивыми к таким катастрофическим событиям. К сводкам о гибели людей, которые шли из Донбасса, народ попривык, и, в общем-то, не особо это воспринимает как какую-то драму, как какое-то серьезное потрясение. К тому же эта двойственность, в которой россияне находились: с одной стороны, огромное большинство поддерживало «донецкие республики» и возмущалось «укрофа-шистами», но, с другой стороны, их национальный лидер говорил, что Россия не ведет войну на Украине, там нет российских войск. Это такое двоемыслие, такое двоеверие — с одной стороны, народ верит Путину, с другой стороны народ верит в Донбасс и в «украинский фашизм». И тут не состыковка: Путин включает задний ход! И это привело к когнитивному коллапсу. У людей возник ступор. И когда человек пребывает в этом ступоре, он приучает себя особо не входить ни в какой эмоциональный полюс — ни в отчаяние, ни в эйфорию. Он находится в состоянии между — между разными информационными очагами.

А.Г.: На твой взгляд, этот экзистенциальный, ценностный раскол к каким последствиям для общества может привести?

Роман: Думаю к положительным последствиям: люди определились, кто они, определились со своими гражданскими, философскими приоритетами. И сейчас, — если 00-е годы были годами бессмысленного смешения всех со всеми, — у людей достаточно хорошо радикализировались их позиции, их ценности. А когда человек осознает свои позиции, ценности — это всегда лучше.