Обаятельная Вера

И первым, кого она увидела там, был ректор, восседавший в президиуме. Он был серьезен, но ни один мускул на его лице не говорил о том, что еще недавно – всего несколько часов назад – в его жизни произошла трагедия.

Что это? Нечеловеческая выдержка или нечеловеческое безразличие? Как он сумел прийти на работу, как может сидеть здесь, а не возле погибшего сына? Вера так и не сумела понять.

На следующий день были похороны.

А потом закончилось и воцарение Ирочки: ее сняли с должности и уволили приказом по институту. Больше о ней никто ничего не слышал.

Через неделю пришел приказ о назначении Веры Александровны Орловой.

Надо ли говорить, что вступать в расстрельную должность заведующей кафедрой не было никакого желания? Но кто-то должен был работать: не бросать же несчастных преподавателей и студентов на произвол судьбы...

Глава 2

Защиту Зулиной диссертации удалось организовать в декабре. От высокого руководства профессор Орлова получила строгое указание провести мероприятие на самом высоком уровне: пригласить именитых профессоров из Питера, из Москвы.

– А если не поедут? – спросила она, глядя в сторону: с недавних пор не могла смотреть ректору в глаза.

– С чего вдруг? – хмыкнул Камиль Шабанович. – Билеты СВ, лучший отель, кэш за участие.

В последнее время он стал часто употреблять не существующее в русском языке слово «кэш», от которого Вере становилось тошно. И мешал с грязью ученый состав при каждом удобном случае. Поговаривали, что Камиль Шабанович, несмотря на трагедию в семье, метит теперь в ректоры объединенного федерального университета и якобы уже имелись предварительные договоренности на самом верху.

Господи! Даже смерть сына не заставила его задуматься!

– И в институте приглашения надо развесить, – задумчиво произнес он, словно что-то припоминая, – и в университете. Пусть все приходят, защита будет открытой.

– Хорошо.

– Она хоть два слова связать-то может? – поинтересовался он вдруг, усмехнувшись. – Или ты и выступать за нее будешь?

– Не буду.

Вере стало обидно за Зулю: уж у нее-то ума и такта было куда больше, чем у этого недочеловека. Только женщину в руководящей татарской среде не принято считать Homo Sapiens. Сыграла свою роль, конечно, и Зулина манера строить из себя идиотку в присутствии представителей сильного пола. Вера Александровна не могла признать пользу такой «женской мудрости».

– Ладно, посмотрим, – кивнул он, – я тоже приду.

Посчитав на этом аудиенцию законченной, Вера торопливо вышла за дверь.

Зулиной защитой занималась вся кафедра. Преподаватели рассылали приглашения, бронировали гостиницы, покупали билеты, заказывали машины, на какое-то время превратившись в филиал туристического агентства. Кафедряне скрипели от ярости зубами – впервые на памяти даже самых старых сотрудников института подобные вопросы решал не сам аспирант, а преподавательский состав. Но пойти против власти никто не умел: наемные батраки, холуи безвольные.

За неделю до защиты лично по указанию ректора была выделена одна из самых больших аудиторий в новом здании. В нее согнали почти всех уборщиц института со швабрами, тряпками и заставили вылизать каждый сантиметр пола и стен. Потом кабинет закрыли, отменив по такому случаю все занятия, которые должны были в нем проходить еще несколько дней.

Непосредственно в день события кафедра была в сборе и при полном параде с раннего утра. Праздничную атмосферу, видимость которой создавали белые блузки преподавателей и тщательно отутюженные костюмы, нарушали тяжелые взгляды и кислые мины. Хорошо, в то утро никто из руководства не видел лиц кафедрян.

– Вера, – ворчала Варвара Тихоновна, – зачем ты только в это дело ввязалась?! Нам всем достается.

Вере Александровне показалось, что она выражает общую мысль.

Но, как ни странно, мнения разделились. Ольга, Гульнара и Ангелина стали защищать заведующую, доказывая, что, если бы не Зульфия, от кафедры давно бы не осталось камня на камне. В подтверждение своих слов приводили примеры: почти все кафедры в институте уже расформированы, с кем-то объединены. Могли бы и «англичан» соединить с какой-нибудь «контрастивной лингвистикой». Вот уж чего бы никому не хотелось!

К тому моменту, когда пришла пора перемещаться в заветную аудиторию, отношение к Зульфии Ильдусовне перестало быть однозначно-критичным.

Вера Александровна не сомневалась, что при необходимости коллеги поддержат ее аспирантку: бросать «своих» в беде было не принято.

Итак, час настал.

Ректор уже занял в аудитории свое место рядом с Зулиным мужем. Чинно расселись гости, прибывшие из двух столиц. Зал был полон, но не начинали – ждали министра. Тот прибыл с десятиминутным опозданием. Лицо ректора расцвело при виде начальства, он вскочил, поприветствовал церемонно и проводил высокого гостя на место. За его спиной суетливо оглянулся, нашел глазами Веру и махнул рукой – «начинай!».