Обаятельное чудовище

Охранник послушно кивает и уходит, тихонько притворив за собой дверь. Еще какое-то время я сижу возле Марты, наблюдая за тем, как беспокойно она спит, если не контролировать ее сон, если не находиться рядом и не надавливать рукой. И с неудовольствием отмечаю, что какой-то остаток совести, который вовремя не сдох во мне когда-то, тихо шепчет: «Эй, чувак, ну, дай ей выспаться, не будь говнюком».

И, злясь на себя, я встаю. Но только для того, чтобы устроиться рядом с ней — на свободном краю дивана. Сажусь и почти сразу засыпаю, запустив руку под куртку и обхватив пальцами ее лодыжку.

Марта

Я вскакиваю от звонкой трели. Надрывается мой телефон. Приподнимаюсь, шарю по карманам и только в этом момент понимаю, что рядом кто-то есть. Спросонья не сразу осознаю, что это Левицкий. Тру веки, чтобы убедиться — да, это он. Спит, сидя прямо у меня в ногах. Еще и бесцеремонно положил на меня сверху руку.

Вижу раны на его коже, и события прошедшей ночи моментально всплывают в памяти. Вот же черт! Еще и телефон не собирается затыкаться. Орет, разрывается жуткой мелодией. Нахожу его и торопливо принимаю вызов.

— Да…

— Марта, это Наталья. — Голос женщины звучит недовольно.

— Да. — Хрипло отзываюсь я. Поворачиваюсь к окну и понимаю, что уже утро. Солнечные лучи слепят глаза. — Доброе утро, Наталья.

— Я прождала вас всю ночь.

— Да, простите. Я все компенсирую. — Шепчу.

— Вы должны понимать, что у меня могут быть свои дела.

— Все верно. Но…

— В обед мне нужно будет уйти ненадолго. Я не могу оставить его одного.

— Конечно. Я скоро вернусь, подождите меня!

— Мы с вами уже обговаривали, что я не справляюсь одна, необходимы еще помощники. Либо мне нужно переехать к вам, чтобы не отлучаться надолго.

— Да, я все понимаю. Но это пока невозможно. И по поводу помощников… Я просто не доверяю никому, кроме вас… — Кошусь на Левицкого, который начинает часто моргать, просыпаясь. — Я заплачу вам в двойном размере, Наталья. Спасибо, что выручаете меня.

— Марта?

— Да. — Шумно выдыхаю.

— Звонил Эдуард Викторович.

— Ох… А зачем? — У меня перехватывает дыхание.

— Интересовался здоровьем пациента.

— Понятно… — Смотрю, как Тим хмурится, отдергивая от меня свою руку.

— Думаю, он захочет пригласить к нему своего врача.

— Ох… — Во рту пересыхает. — Спасибо, Наталья. Я скоро буду.

Сбрасываю звонок, прячу телефон в карман.

— Привет. — Говорю тихо, наблюдая за тем, как Левицкий бьет себя ладонями по лицу. — И давно ты здесь?

— С четырех утра. — Кисло отвечает он.

Потягивается.

— А я что… спала? — Лихорадочно привожу волосы в порядок.

— Как сурок.

Я встаю, и боль тут же напоминает о себе. Кожу на руке и бедре сильно жжет. Стискиваю зубы, до сих пор не веря, что парень был здесь все это время, пока я спала. Как я вообще могла вот так просто взять и уснуть?

— Ты зачем грязные брюки обратно натянула? — Ворчит Тим, оглядывая меня.

Я наклоняюсь и трогаю пальцами дыры на ткани.

— Там ничего страшного. Так, ссадина.

— Дай, посмотрю. — Тим тянется руками, а я почему-то ему не сопротивляюсь.

— Да там всего-то… — пищу я беспомощно.

А он резким движением разрывает напополам мою штанину.

— Ты чего делаешь?! — Ору.

— Почему не обработала? Вот же — царапины. — Брезгливо говорит Левицкий. — Вот эта достаточно глубокая. Какой идиот станет надевать грязные брюки прямо на открытую рану? А если занесешь туда заразу?

— И как мне теперь ходить?

— Сейчас шорты сделаем. — Усмехается он, продолжая бессовестно лапать меня. — Давай сюда аптечку.

— Не надо мне ничего обрабатывать! — Возражаю я, подавая ему пластиковый чемоданчик со стола. — Отпусти, мне надо идти.

Тим встает, берет меня подмышки и усаживает прямо на стол.

— Ай! Больно! — Злюсь я.

— Потерпишь. — Огрызается парень, закатывая выше огрызок моей брючины. — Раз уж ума хватило так навернуться!

Я закусываю губу и терплю, когда кожи вокруг царапины касается ватный диск, смоченный в спиртовом растворе.

— Ы-ы-ы… — Стону.

Левицкий отводит мою ногу в сторону и устраивает ее удобнее. Он действует аккуратно и неторопливо: промокает ваткой сантиметр за сантиметром. И, пользуясь возможностью, я рассматриваю его лицо. Сосредоточенное, серьезное. Взгляд недовольный, хмурый. Брови у него насуплены, пухлые губы напряжены. На шее пульсирует едва заметная сквозь кожу извилистая венка.

— Ты прости. — Произношу я, пока он не смотрит на меня. Под его темным, колючим взглядом нелегко было бы сказать что-то подобное. — Зря я поехала вчера.

— Это точно. — Хмыкает он.

— Просто я никогда раньше в дождь не ездила. — Признаюсь. — Парень, который учил меня водить мотоцикл, Ян, он ведь предупреждал, чтобы я не лихачила, все-таки двигатель мощный, байк огромный, а я девушка…

Тим поднимает на меня глаза, и у меня голос обрывается. Мы сталкиваемся взглядами, и невозможно понять, что он обо мне думает. Что чувствует: неприязнь или жалость. Левицкий смотрит долго, будто пытается что-то понять по моему лицу.

— Спасибо тебе. — Почти шепчу я.

— За что? — Срывается с его губ.

— За то, что помог.

Он моргает часто-часто.