Обаятельное чудовище

— Невыгодно для нас, я знаю. — Киваю ему. — Что ж, значит, такой я херовый делец. Не быть мне успешной бизнесвумен.

— Думаю, ты знаешь, что делаешь…

— Конечно. — Киваю еще раз. — Думаю, мы с тобой окажем друг другу услугу.

Я встаю и протягиваю ему дрожащую руку.

— Я попробую решить этот вопрос, но не могу ничего обещать. — Пожимает ее поверенный.

— Ты решишь это вопрос. — Надтреснуто говорю я. — Капля в море, Эдик. Ты решишь его, а я подпишу завтра согласие на операцию. И всем будет хорошо.

Разворачиваюсь и на ватных ногах иду к двери.

— Якову не понравится, когда он поправится и обо всем узнает. — Слышится из-за спины.

— Оставь эти проблемы мне. — Бросаю через плечо.

Выхожу, прохожу мимо насупившейся Юленьки и тороплюсь на свежий воздух. Состояние такое, будто меня сейчас вырвет.

Эдик прав: ему не понравится. Только он не знает одного: это не важно. Яков уже никогда не поправится. Я не дам ему такого шанса.

Тим

Нет, так нет. Раньше я по такому поводу даже не заморачивался. А теперь… не могу. Почему? Почему она произнесла эти слова? Ведь я же ей нравлюсь. Это очевидно. Почему так все получилось? Почему она мне отказала?

Мне нужна причина, иначе я не успокоюсь.

Всю ночь мне снятся удушающие картины апокалипсиса. Пламя пожаров перемежается с картинками нашего расставания. Я пытаюсь спросить, есть ли у Марты кто-то, а, может, их десятки и тысячи, но снова и снова вижу в ее глазах лишь волнение и нежность. Нет. У нее не может быть никого.

Тогда почему она не захотела быть со мной? Может, дело в моем характере? В моей ненадежности?

— Вставай. — Возвращает меня к жизни чей-то голос.

Прежде, чем открыть глаза, внимательно прислушиваюсь. Кто-то быстро ходит по комнате. Пытаюсь вспомнить, кого притащил ночью к себе в квартиру. В памяти всплывают картинки вчерашней попойки. Вот я сижу у барной стойки, вот выпиваю рюмку за рюмкой. Смеюсь. Вот выискиваю в толпе подходящую красотку для того, чтобы скрасила мой вечер, но все девицы, как на подбор: страшные, серые, скучные, и у меня на них не стоит.

Когда это все успело так поменяться?

Музыка долбит по ушам, Дашка что-то ворчит на ухо, парни предлагают мне залить горе алкоголем. Какое горе? Что я успел им рассказать? А… «Она не хочет со мной, представляете? Она. Со мной! Да это я с ней не хочу!» — ору я, заливая в глотку спиртное. «Веселье» продолжается. Я шучу, бесстыдно лапаю мимо проходящих девчонок, но мне не становится легче. Еще и Дашка с Яриком почему-то мне сочувствуют.

Зачем? Мне ведь хорошо…

Позже Ярослав выводит меня проветриться. Я закуриваю и ржу. Предлагаю ему поспорить на то, что могу перетрахать половину присутствующих в клубе телок всего за одну ночь. Но он мне и так верит. Отказывается спорить. Зачем-то поддерживает меня под локоть, а потом за талию. «На хрена? Я и так хорошо стою на ногах. Я трезв, как стеклышко!»

А потом я реву у него на плече. Слез нет, поэтому меня скручивает в беззвучном всхлипе, от которого рвет на части все внутренности.

Я что-то говорю, говорю, говорю, а он лишь кивает. Мы сидим на бордюре, я курю одну за другой и громко матерюсь. Так, что прохожие оборачиваются. Но мне плевать. Кажется, я рассказываю ему, как мне плохо. Как мои мышцы судорогой скручивает от простого желания быть рядом с Мартой. Видеть ее каждый день, касаться ее рук, обнимать, заботиться, делать что-то вместе. Говорю, что не смогу просто наблюдать за ней со стороны. А потом мы возвращаемся в клуб… А потом…

Сколько не силюсь вспомнить, ничего не выходит. Чьи-то шаги продолжают отдаваться эхом в висках. Кто-то ходит по моей комнате. Кто?

Пытаюсь вспомнить, кого мог приволочь сюда ночью. Брюнетку? Блондинку? Заводную соседку? Открываю один глаз, но изображение плывет. Закрываю. А что, если это Дашка, и мы с ней… «О, нет, не просыпайся, не просыпайся…»

— Вижу ведь, что проснулся! — Звучит Дашкин голос. — Отрывай свою бессовестную задницу от кровати и дуй в ванную. Уже полдень, Левицкий!

Я тру пальцами веки и зеваю. Открываю глаза и вздрагиваю. Ласточкина стоит, склонившись надо мной и уперев руки в бока. Взгляд у нее недовольный — таким можно бетонные блоки пилить.

— Доброе утро… — бормочу я.

— У, пьянь подзаборная! — Морщится она. — Думала, ты окочурился, ан нет — живехонек!

— Кто? Я? — Не получается сразу врубиться. — Дашка, ты чо такая злая? Мы с тобой того-этого, что ли?

— Сейчас же! Размечтался! — Возмущается она.

Я приподнимаюсь и оглядываю комнату. Повсюду разбросана моя одежда.

— Значит, ничего не было?

Дашка поднимает с пола джинсы и швыряет мне в лицо:

— Ты вчера даже идти не был способен, не то что! Того-этого! Тьфуй!

— Не ори. — Стону я. — Башка трещит…

Заглядываю под одеяло: на мне одни трусы. Но как я дошел до дома?

— Привет, герой-любовник! — Раздается чей-то голос. — Живой, значит.

Для меня этот звук как удар в гонг. Мозги взвывают от звона. Поднимаю голову и вижу Ярика: парень стоит в дверях. Он принес с кухни чашку с кофе.

— И ты здесь. — Бормочу. — Куда же без тебя…

— Это не герой-любовник, это развалина, — бухтит Дашка, подбирая с пола остальные вещи, — алкашина местный!