Обаламус

Где же? А, вот они, голубчики! Ждущая моего прихода комиссия состояла из трех человек. Между вгрызающимся в распотрошенную воблу Жошей и жестикулирующим сигаретой Михельсоном за столиком неподвижной скалой расположился лучший друг Алексея Исааковича и восходящая звезда отечественной гидрологии доктор физико-математических наук Андрей Христофорович Упоров. Лица не видно — стоит спиной к двери, но Упорова и так ни с кем не спутаешь. На первый взгляд, он обычно напоминает одетый по последней моде двустворчатый шкаф. Симпатичный такой шкафчик в расстегнутом бежевом плаще! И это — несмотря на летнюю жару.

Гм… Значит, высокая комиссия не пивом единым мозги промывает. Что ж, да здравствуют приключения! А приключения — это то, что постоянно, как сильнейший магнит, притягивал к себе сын американских эмигрантов. Вот и сейчас он дымил в аккурат под самой табличкой: «За курение в общественном месте штраф 5 рублей». Обычно завсегдатаи, сами иной раз втихомолку «дымящие в рукав», ястребами накидывались на нарушителя и начинали его «клевать», но сейчас они старались устроиться подальше от живописной компании и сделать вид, что ничего не замечают. Уж очень колоритно возлежали с двух сторон от упоровской кружки покрытые коричневыми мозолями от ударных тренажеров двухпудовые волосатые кувалды. Рядом с ними полулитровая пивная посудина производила впечатление стопарика. Голова доктора наук была слегка наклонена влево к рассказывающему о чем-то Михельсону. Коротко стриженый затылок плавно перетекал в могучую шею и тонул в воротнике плаща.

Верилось с трудом, что семнадцатилетний первокурсник Андрюшенька Упоров был худеньким невзрачным очкариком. В те далекие времена он великолепно играл на фортепьяно и даже выступал с концертами. Но в экспедициях требовались сила и ловкость, и Андрей стал заниматься несколькими видами тяжелой атлетики и силовых единоборств одновременно с тем же фанатизмом, с которым прежде разучивал гаммы. Результат — к тридцати пяти годам при росте сто семьдесят пять сантиметров он весил около ста тридцати килограммов, носил брюки пятьдесят шестого размера и пиджак шестьдесят восьмого, собрал коллекцию кандидатских и мастерских удостоверений в различных видах спорта, имел чёрный пояс по каратэ. Очки Андрей Христофорович надевал теперь только на лекциях, а в обычной жизни обходился без них. На эту тему в прошлогодней факультетской стенгазете появилась даже карикатура с подписью: «У носорога очень плохое зрение, но при такой массе это не его проблемы». Упоров не обижался.

Многие не могли понять, что связывало такого прямолинейного и внутренне-организованного человека с «вечным флюгером» Михельсоном. Возможно, этой дружбой молодой доктор наук удовлетворял свою потребность в разгильдяйстве и неорганизованности. Подобных качеств никогда не было у него внутри, и Андрей Христофорович нашел их вне своего могучего организма.

Взяв у стойки кружку пенящегося «жигулёвского», я приблизился к руководящему столику.

— Вы позволите? — кивок в сторону свободного четвёртого места.

— Здесь занято, — произнёс, даже не посмотрев на меня, Михельсон.

— Мы человека ждем, — спустая секунду пояснил Андрей Христофорович, взглянув в лицо непонятливому нахалу. За соседними столиками граждане затаили дыхание и начали отодвигаться.

Но тут Жоша проглотил, наконец-то, кусок воблы и сказал, обращаясь к старшим товарищам:

— Больше не ждём, это он и есть.

Михельсон взглянул на меня с интересом.

— А я уж думал, что парнишка с утра выпил лишнего, и не видит, куда прётся.

— Нет, — отвечаю негромко, но чётко. — Не выпил, с собой принёс.

Шутка обросла бородой ещё при Петре Первом, но я подкрепил её визуально: отвернув полу пиджака, продемонстрировал Михельсону торчащее из внутреннего кармана горлышко «Столичной» с характерным язычком на пробке.

— Вот это по-нашему! — тут же оживился Алексей Исаакович. — Считай, что собеседование ты уже прошел и в штат экспедиции зачислен. Переходим к неофициальной части. Он придвинул голову поближе к Упорову:

— Андрюша, будь другом, сделай человеку вкусно.

Моя кружка утонула в правой ладони доктора наук и опустилась под стол. Раздались три коротких «буля» — и вот уже на стол вернулся новорожденный «ёршик». Я отхлебнул и восхищённо хмыкнул.

— Ух, ты… Прекрасно!

Было действительно здорово.

— Андрей Христофорович лучший специалист в этой области, — торжественно приподнял сигарету над столом Михельсон. — Жаль, что он не сможет поехать с нами.

— Травму на соревнованиях получил, — пояснил Жоша. — Шею ему свернули на первенстве Москвы по вольной борьбе.

Я с долей сомнения взглянул на расстегнутый воротник рубашки Упорова, попытался представить себе, чем можно свернуть такую шею. Но ничего мельче экскаватора в голову почему-то не приходило.