Обалденика. Книга-состояние. Фаза первая

Немногочисленный люд обсуждал произошедшее и, обступив Петю, свесившего голову ниже колен, пытался хоть как-то поддержать его.

Обсуждая, поглядывали то ли удивленно, то ли с каким-то уважением даже: не крала до того нечисть подлая простого люду – все больше по царицам да принцессам промышляла. «Видать, тот еще старик-то наш, – читалось в их взорах. – Недаром стариковского все меньше в нем остается. Как, впрочем, и у старухи его бывшей – оттого и покусился кто-то…»

– …Искать буду, – неожиданно сказал Петя, подняв голову, и странный рокот раздался в груди его, а на губах ошеломленные сельчане увидали промелькнувшую улыбку.

– Совсем умом подвинулся человек от горя!.. – охнул кто-то в толпе.

Петя зашел в хибару и вышел почти сразу, сборы его были недолги – котомка, ломоть хлеба да вяленая рыба.

– Не поминайте лихом, – поклонился народу, – видать, судьба такая. Искать старуху буду… – повторил.

И пошел не оглядываясь…

* * *

– …Ку-ку… ку-ку… ку… ку… – куковала кукушка, уже пошатываясь от усталости, вид у нее был совершенно обреченный.

Петя завороженно смотрел, как надрывается она уже битый час, не в силах остановиться. Напротив нее, опершись на меч, стоял добрый молодец непривычного, нездешнего вида. Совершенно не замечая Петю, он с каким-то упоением слушал птицу, полузакрыв глаза.

– Опять этот Горец над кукушками измывается, – неожиданно раздался рядом чей-то скрипучий голос. – Мало ему Большого мира, так он по сказкам уже шляется.

Петя оглянулся. Дряхлая, скрюченная годами бабка стояла, опершись на клюку, и сверлила его черными угольями маленьких глаз.

– Ты кто? – спросила.

– Я – Петя, – сказал Петя. – А ты?

– А я – нет, – хихикнула карга и, круто развернувшись, пошла к лесу.

Какое-то время Петя ошеломленно смотрел ей вослед, а затем принялся догонять.

– Постой, постой, – сказал он, настигнув и тронув за клюку, – я тебя как, правильно узнал-то?

Старуха, не останавливаясь и даже не глянув на него, вновь захихикала.

– А пошто я знаю? Узнал он… Шляются здесь разные… Ежели тебе нечего делать, то зачем это делать именно здесь?.. Проваливай, а то скажу щас слово заговоренное… – и бабка на удивление легко замахнулась явно тяжелой клюшкой, отгоняя бывшего старика.

«Она, – подумал Петя, отскакивая, – точно она». Он стоял, глядя, как удаляется безобразная старуха, и прислушивался к себе… От бабки исходила явная опасность.

– Не бывает страшных женщин, – неожиданно услышал он внутри себя знакомый урчащий голос, – бывают лишь трусливые мужчины, – и прямо перед ним в воздухе появилась рыжая кошачья улыбка.

– Мяв!.. – обрадовался старик. – Здоров, Мяв. Давненько тебя не было видно. Я уж думал, оставил ты меня.

– С тобой я, рядом… – проурчало внутри, и улыбка растворилась.

Воспрянув духом, Петя последовал за старухой в лес.

…Долго шла бабка, уводя за собой Петю в самую гущу дремучей чащи. Уж сумрак от разлапистых крон сгустился, да гнилью лесною и прелостью влажной воздух наполнился, а они все шли…

Исчезла вдруг карга за дубом развесистым, а как подходить к нему начал Петя, то услышал рокот странный, навроде кудахтанья громкого, и скрип деревянный…

Услышал – и вышел на поляну, густо лопухами заросшую.

Стояла посреди нее избушка на двух сваях вида странного, а пред нею – бабка. Она тыкала клюкой в разросшиеся лопухи и отчаянно ругалась.

– …А-а, чем удобряли, то и выросло, – плюнула она под конец и начала подыматься по скрипучей лесенке, бормоча: – Ну, Леший, ну, куманек, подожди еще у меня…

Поднявшись, старуха глянула сверху на Петю и вновь погрозила палкой.

– Проваливай, не зли меня. Не трожь мою систему, она и без того нервная, – и зашла в дом.

Петя потоптался перед избушкой, нерешительно поглядывая на дверь.

– Была не была, – решился затем, – уж лучше сделать и жалеть, чем жалеть опосля, что не сделал.

И в избу следом вошел.

* * *

Бабка сидела напротив, через стол. То и дело почесываясь, она зло смотрела на Петю.

– Ну, достал ты меня, Петя, знаю тебя час всего-то, а надоел, будто всю жизнь знакомы. Старуху ему подай… Да что мне за дело до твоей старухи? Своих забот невпроворот…

И ведь нечисть тебя никакая не берет… – удивленно добавила она. – Другие за час разговору со мной так и вовсе порчеными становятся, прахом мелким рассыпаются, ящерками погаными разбегаются… Заговоренный, что ли? Так нет ведь – иное что-то чуется…

…Ну и что, что Яга? – злилась бабка. – Не про тебя сказка. Привязался… Смотри мне – не хочешь по-плохому, по-хорошему хуже будет.

Слушая ее, Петя незаметно перевел дух – разговор со старухой в режиме непрерывного смеха несколько утомил его.

– Ты б помылась, старая, что ли, – сказал он и привстал, пытаясь разобрать надпись над пыльным зеркалом, – глядишь, и подобрела б, может.

Над зеркалом было написано: «Другие не лучше».

– Пусть моется тот, кому лень чесаться, – вновь взъярилась Баба Яга, – тоже мне указчик… В кои веки забредет кто, а туда же – насмехаться…

Голос у Яги неожиданно дрогнул, в речи появилась слезливость.