Обалденика. Книга-состояние. Фаза первая

– А теперь тебе обратно надо, – сказал уже только кот, так как улыбка медленно таяла в воздухе, почти исчезнув, – события уже двинулись дальше.

– Как же мне обратно-то? – удивился Петя, глядя на исчезающую улыбку. – Да и потом, как величать тебя?

– А-а, велика ли проблема, – хмыкнул кот, приближая морду и щекоча Петин нос усами, – чихнул три раза – и всего делов-то…

– А звать меня Мявом, – услышал Петя сквозь чихи затихающий голос кота.

* * *

– …Чха-м… – чихнул Петя в третий раз и отворил глаза. Стоял он в своей избушке, будто и не ходил никуда. Старуха подевалась куда-то, зато битком было незнакомого народа. Толпилось у дверей несколько стражников в малиновых пообтрепавшихся кафтанах и с алебардами в руках. А прямо перед Петей стоял здоровенный мордатый детина, свисая длинными усами и сверкая глазами. «Воевода», – со страхом признал Петя.

– …Только не поймите меня правильно, – говорил кому-то воевода, – но человек, оказывается, все может. Вот это меня как раз и настораживает… – тут он замолчал и, открыв рот, уставился на Петю.

– Вот он, голубчик! – рявкнул затем, быстро оправившись от изумления. – Там его царь дожидается, всю дружину переполошил, а он шляется непонятно где!..

– Царь? – вконец опешил Петя. – Царь, за мной?! – Он вновь ощутил себя прежним стариком Петей, всеми терзаемым и помыкаемым, и ему захотелось спрятаться от всех далеко-далеко, глубоко-глубоко…

Он и согнулся уж весь, готовясь упасть в ноги, как вдруг услышал внутри спокойный урчащий голос: «Отвяжись, отвяжись немедленно от воеводы, от куклы своей. Вспомни, что ты – Хозяин. Твори, начинай немедля творить». – «Что? – удивился Петя внутри себя. – Что я могу сейчас творить?» – «А что хочешь, – спокойно урчал Мяв внутри Пети, – твори слова, твори образы, главное – твори…»

– За тобой, за тобой, – продолжал громыхать воевода, – ишь ты, птица важная, самого меня в путь подняли. Чего натворил, а ну ответствуй?!

Петя поднял испуганные глаза, но отчего-то вдруг увидал воеводу не вживую, а как куклу детскую, которой в балагане представление разыгрывают: нос у него круглый и красный, как свекла; рот, распахнутый, словно в крике потешном, недвижим, а все звуки словно из живота вылетают; глаза краской нарисованы; а на голове, вместо шлема, ночной горшок прилажен.

Навис этот воевода кукольный над ним да что-то ему неподвижным ртом выговаривает грозно. А себя Петя пугалом недавним огородным увидел – стоит он, руки растопыркой, на ветру полощется вольно, рожи корчит веселые.

Хоть и стращает его воевода речами грозными, но не испуг привычный ощущает Петя от картины той балаганной, гротескной, а даже напротив – смех веселый и свободный. Отчего-то не напрягают его больше страсти те кукольные, ведь понарошку все и не взаправду.

Едва-едва Петя смех в себе сдержал, а затем легко как-то и неожиданно для себя сказал:

– Закона такого нет – в хибару всем вваливаться. Вот царю как пожалуюсь… – Он глянул воеводе прямо в глаза и, замирая от собственной смелости, добавил вдруг: – Человек, он хоть сам кузнец своим проблемам, да только не каждый может себе позволить неприятности иметь…

– …Неприятности, говоришь, иметь? – после паузы, озадаченно и с каким-то даже уважением переспросил воевода. – Царю он… ишь, шустрый какой… Не такой все же я дурак, как ты выглядишь… Вот пущай царь сам с тобою и разбирается. Мы ведь и во дворе подождать можем… чего уж там…

А отсутствие закона, – бормотал воевода, выпроваживая стражников, – еще не избавляет от его исполнения… Закон, понимаешь… я, может, для того на страже его и поставлен, штоб дураки разные им не пользовались. А ты собирайся, собирайся – путь-то не близок.

…Кинув в суму краюху хлеба (а больше собирать и нечего было), Петя вышел на крыльцо.

Воевода сидел на солнышке в окружении стоявших стражников. Увидав Петю, он вновь насупился. Того, что произошло, он не понимал, и это его беспокоило.

– Каждый человек по-своему прав, – говорил он, глядя на приближающегося бывшего старика, – а по-моему – нет. Так чего тебя царь кличет-то? Что за дела у вас общие? Так ты мне на то и не ответил?

Вновь растерявшись, Петя уже распахнул было рот для оправдательного ответа, как в голове его предупреждающе раздалось урчащее: «Мя-а-ав…» И тогда он вновь увидел воеводу куклой разрисованной: размахивая маленькими кулачками, он негодующе бормочет что-то ртом неподвижным, грозится чем-то непонятным. Но, как и прежде, не ощутил Петя веры к спектаклю этому кукольному, даже напротив – глядя на страсти выдуманные, вновь внутри себя на смех сбиваться начал.

Он неслышно хихикнул чепухе этой, в себе увиденной, но вслух сказал уже спокойно и глядя в небо:

– Никак дождить будет? Не успеем, поди…

– Да, да, – засуетился воевода, подымаясь, – давно пора.

Затем удивленно глянул на Петю и озадаченно добавил:

– Ты ж смотри, однако, сколько дерьма, аж в голове не укладывается…

* * *