Обалденика. Книга-состояние. Фаза третья

– Добраном его кличут, – сказал кто-то, из-за спины Петиной выходя, да мальчонку к себе прижимая. – Добраном – так же, как меня. Потерялся, пострел, говорил же ему – не озоруй…

Мальчишка вмиг успокоился – глазами высох да конопушками своими заулыбался, засветился весь, словно солнышко рыжее. Улыбнувшись ему в ответ, Петя взор свой на папашу перевел да оторопел от увиденного.

Мужик был вида странного, даже очень – весь какой-то несвежий и сильно потрепанный. Была у него мятая, а местами и вовсе погрызанная одежда, столь же мятая и тоже будто пожеванная обувка, мятое-перемятое в придачу лицо и соломенные волосы, торчащие в разные стороны и, опять же, словно коровой пожеванные.

– Добран… странное какое имя, – сказал смущенно старик, делая вид, что имя знакомца его нового – это самое примечательное, что в том было.

– Странное, не странное, а ни одна сказка без меня не обходится, без описаний мытарств моих незаштошных… – то ли с горечью, то ли с гордостью даже сказал мужик пожеванный.

– Чудное дело, – уже вполне искренне удивился старик, – сколько по сказкам хаживаю, а о тебе что-то не слыхивал…

– Стыдно потому што всем за дела свои издевательские, вот они обо мне и помалкивают, – говорил Добран обиженным голосом. – Сказки, они ведь все на один манер заканчиваются. Сам-то хоть помнишь – на какой именно?

– Ну, это… как оно там… – со скрипом вспоминал старик. – По усам, значится, потекло… потому как в рот так и не попало… Да бубликов вязка…

– Не то, не то, – поморщился Добран, – раньше чуток…

– …Стали они жить-поживать, – вспоминал Петя дальше, – да добра наживать…

– Вот!.. – воскликнул Добран. – Вот! – теперь видишь? Жить, поживать стали, да Добрана жевать. Вот!!! Изверги, грамоте не обученные, что им до правил писания, им бы пожевать только. Как слышится, дескать, так и жуется…

Хотя, с другой стороны, – продолжал он, успокоившись чуток, – работа у меня, хоть и не очень приятная, зато всем необходимая – требуюсь во всех сказках сразу, не всегда поспеваю даже.

Сынок, вот, подрастает, – ласково мальчишку своего за вихры потрепал. – Сменой мне будет… Только рано еще его жевать. Учится он покуда, профессиональными секретами овладевает…

Старик Петя, не зная даже, что сказать, смотрел на Добрана молча да сочувственно, а тот продолжал:

– А как часок свободный выдается – пугалом по огородам подрабатываю, ворон да соек пугаю.

– Неужто получается? – удивился Петя.

– Еще как, вот намедни в соседней сказке работал, так вороны тамошние за прошлый год даже урожай вернули, лишь бы меня никогда больше не видеть, – с гордостью сказал Добран.

Слушая Добрана, Петя как-то странно ощутил себя, будто нарастало в нем непонятное что-то – то ли несогласие какое, то ли напротив – понимание чего-то нового. Вспомнив о совете колпака дурацкого: не разбирать состояний своих, не раскладывать их на клочки уму понятные, – он так и поступил, просто продакавшись с ними.

– Ну и что? – подумалось ему вдруг. – Подумаешь, жуют человека… А почему бы и нет? Каждый несчастен ровно настолько, насколько полагает себя несчастным. Нравится Добрану жеванным быть – ну и на здоровье. Если уж сказка так распорядилась, если уж кого-то и вправду жевать надо… Тут главное – места чужого не занять да самому жеванным не оказаться.

Пошатываясь да ногой об ногу запинаясь, к ним мужичонка подошел, в подпитии легком.

– Люди добрые, – с надрывом душевным сказал он, – не оставьте в беде, помогите человеку советом… Где у этой улицы сторона противоположная?

– Там!.. – звонко сказал Добран-младший, пальцем показывая.

Мужик постоял, покачиваясь, погладил мальчонку рыжего по голове и вздохнул печально:

– Да нет, там я уже был… Там мне сказали, что здесь…

И обреченно прочь побрел.

Петя ошарашенно поглядел ему вслед.

– Ну и дела, – подумал он, – странный какой-то народец сказку эту населяет…

О поисках своих дурацких Добрану рассказал, тот только плечами пожал да в трактир сходить предложил.

– Туда все новости со сплетнями слетаются. И пожевать чего-нибудь не помешает, сил набраться перед тем, как самого жевать будут.

Трактир отыскался неподалеку. Добран с сынишкой живо за столом пристроился да старика, у двери застрявшего, позвал.

– Садись, Петя, – сказал ему, – в ногах правды нет.

– Да уж, – пробормотал старик, присаживаясь, – похоже, что только это о ней и ведомо…

– Эй, трактирщик, – подозвал он здоровенного небритого детину в грязном фартуке, – можно мне мяса?

Тот мрачно и оценивающе глянул на него и сказал удивленно:

– А откуда я знаю – можно тебе мяса или нет?

Старику спорить не хотелось.

– Ладно, – сказал он, – давай тогда по-другому. Я хочу то, что едят во-он те люди, – ткнул он пальцем в соседний стол.

– Это невозможно.

– Почему же? – удивился Петя.

– Они не отдадут, – сказал с достоинством трактирщик и удалился.

С грехом пополам, но заказать обед все же удалось. Заглянув в поставленную перед ним тарелку, Петя поскреб в ней ложкой и удивленно спросил у трактирщика.

– А мясо-то в супе положено?

– Положено, – ответил тот.

– Так ведь не положено!

– Значит, не положено, – невозмутимо ответил трактирщик.