Мир и в самом деле был на месте. Да вот только не на том… Петя точно помнил, что заснул он неподалеку от ярмарки, в том самом ветхом домике, где остановились Баба Яга с Лешим. Еще звучал в голове его кашляющий смех Яги и ее причитания: «Спи, Петенька… утро вечера… оно завсегда мудренее…»
Сейчас же его окружала чаща лесная непролазная. Навороченные невпопад чудовищных размеров стволы, с торчащими из земли корявыми и осклизлыми кореньями. Серый утренний сумрак… Прямо под ноги подступала вода болотная, рыжая и дурно пахнущая. Паутина, вся в росе, толстыми и липкими нитями тянулась промеж веток, неряшливо свисая с них. В болоте что-то ухало, пузырилось и шло кругами, будто вот-вот кто-то вылезет оттудова…
– Болото гиблое, заговоренное… – со страхом признал Петя места, коими стращали с детства.
Ступил назад, попятившись, и запнулся о свое лежбище ночное, где спал. Мягкими еловыми лапами было оно выстлано в сухой ложбинке. Березовыми листьями да веточками молодыми и тонкими сверху заботливо присыпано. Жмут мха упругого в изголовье…
Стоял Петя, на то глядючи, вспомнить силился – как он здесь оказался, как лежбище это себе делал, как с Ягой простился?.. Тужился, тужился – ничего не вспомнил…
Смех внутренний включил – успокоиться чтоб.
– Сказка, – себе сказал, – это край реализованных невозможностей. Хватит, Петя, паниковать при каждой неожиданности. В конце концов, если не можешь иметь то, что хочешь, научись хотеть то, что имеешь…
Он осторожно двинулся по болотистому мрачному лесу, пытаясь найти просвет в глухой чащобе. Сам себя подбадривал.
– …Оптимист, – говорил, через пень прыгая, – это человек, которому надоело быть пессимистом…
Он остановился, поправляя котомку, и как раз ощутил, как ему стремительно начало надоедать быть пессимистом.
– Каким местом думать норовишь, Петя, – себе под нос пробормотал, – так по нему же, родимому, и получаешь, чему уж тут удивляться… – И вдруг вспоминать что-то стал…
Будто спит Петя сном беспробудным да сквозь сон говор слышит…
– Чужими руками, – глухо говорила Баба Яга, – чудеса не делаются. А ну-ка пособи, Леший…
– Да, да… – сипел тот, гигикая шепотом. – Сделал доброе дело – и в кусты. Как в сказке… А как проснется…
– …Отсель его дорога далее и пойдет. А ты мягше, мягше стели, листами-то более посыпь, – бормотала Яга.
– Глуховато, конешно, здесь, но не беда, выпутается. Парень-то он башковитый… – таял в Петиной голове голос Яги, угасая вовсе.
…Брел старик по бесконечному сумрачному лесу, памятуя уроки прежние и потому не особо думая о том, куда идет. Мысли его, по пробуждению мрачновато-обиженные, сменились иными – подвижно-любопытными.
Громадные и замшелые стволы вековых деревьев, красноватая и цепляющая за ноги странная трава, с острыми кромками, топкая болотистая земля, то и дело проваливающаяся под ногами, не вызывали более настороженной тревоги и гнетущего беспокойства.
– Когда еще такое увидишь, у моря живучи, – думал Петя, по сторонам озираясь. – Только в сказках и сказывают о местах таких… Конечно, оно и пропасть тут – раз плюнуть… Но то – если Хозяина вокруг не признаешь. А как вспомнишь о нем – так враз все милым делается, Хозяин – он ведь разный. Пока помнишь об играх его да сам в них играешь – бояться нечего…
Если судьба бьет тебя прямо в лоб, – сам себя учил, – значит, оставил ты без внимания ее упреждающие пинки под зад… Случайного в жизни ничего не случается. Случай – это тот же Хозяин, который за деревом схоронился да за тобою подглядывает – признал его аль нет?
Лес меж тем редел понемногу, светлел. Уже давно под ногами хлюпать перестало. Деревья становились все прямьше и тоньше, сквозь их листву понемногу голубые лоскуты неба проглядывать стали…
Вышел, наконец, Петя на полянку круглую, уромашенную всю, ярко солнцем залитую. К березе, растущей одиноко, ветви низко спустившей, подошел, за ствол хрупкий обнял ласково…
Постоял, будто после разлуки долгой, порадовался… А мысли, те вновь шевелиться в головушке буйной принялись.
– Видать, решила Яга, – вслух думал Петя, усевшись и обувку свою в порядок приводя, – что сам должен я проблему свою до конца расхлебать. Может, оно и так… Пожалуй, что ей, карге древней, и виднее, да только хотя б намеком поделилась… Хоть глазом бы моргнула, што ли, зубом цыкнула…
Али Мяв бы с советом своим прорисовался… – приговаривал Петя, лапти на солнышке развешивая.
Мяв, улыбкою своею рыжею, появился, как всегда, вдруг, хоть вроде как и накликанный…
– Соскучился?.. – проурчал он, то ли в голове, то ли рядом.
– А то, – поднял голову Петя и разулыбался радостно, – последнее время и не поговоришь с тобой как след. Кашлянешь парой фраз, и нету тебя, а я потом мозги выкручиваю – чего там Мяв сказать хотел…
– Надо так, Петя, – еще шире улыбнулся Мяв, – сейчас чем меньше помощи, тем для тебя же лучше. Понимать должен.
– Эт-то я, может, и понимаю, – жалился Петя, – другое неясно – где же яблоко мне это наливное, проклятущее сыскать? Шарю-шарю глазами кругом, так ведь и намека ж даже нет…