Однако Старки слышал, как во время его ареста прозвучало чьё-то имя. В суматохе лидер аистят не обратил на него внимания, но сейчас припомнил, что оно начиналось на...
— Ваша фамилия, — вызывающе заявляет Старки, — начинается на «Д».
Собеседник слегка, еле-еле заметно, выведен из равновесия. Он похлопывает по стоящему рядом креслу.
— Будь добр, присядь, Мейсон. Турбуленция — вещь капризная.
Старки неохотно садится. Похоже, мужик собирается предложить ему сделку. Вопрос — какую? И Аистиный батальон, и его командир их руках. Может, они воображают, будто ему известно, где Коннор Ласситер? Но даже если бы и так, то Старки для юнокопов сейчас добыча покрупней. Так с какой стати им вступать в переговоры?
— Ты породил волну ужаса и растерянности в обществе, — сообщает мужчина. — Народ ненавидит тебя, народ любит тебя...
— Плевать мне на народ! — ощеряется Старки.
— О нет, тебе вовсе не плевать! — возражает его собеседник с такой снисходительностью, что Старки просто подмывает заехать кулаком в его лощёную рожу, но он понимает, что это будет опрометчиво. — Нам всем подобает отслеживать свой имидж в этом мире. Раскрутка — великая вещь!
Понятно, этот человек играет с ним, но к чему он ведёт? Ух, как Старки ненавидит, когда контроль не в его руках.
Наконец его собеседник выключает телевизор и снова разворачивает кресло к нему.
— Я — представитель движения, которое в высшей степени одобряет твои действия и кажущееся безрассудство твоих методов — потому что мы знаем: никаким безрассудством здесь и не пахнет.
И опять — это вовсе не то, чего ожидал Старки.
— Движение?
— Я мог бы сказать «организация», но, как и в случае с именем, это определило бы нас в гораздо большей степени, чем было бы разумно.
— Вы всё ещё не сказали, чего вам надо.
Мужчина широко улыбается. Но улыбку его не назовёшь ни тёплой, и дружеской.
— Мы хотим, чтобы вы продолжали свои акции против заготовительных лагерей. Ещё точнее — мы желаем наказания для всех тех, кто ими заправляет. Именно это нам хотелось бы видеть как можно чаще.
Всё равно у Старки чувство, что здесь не всё чисто.
— Почему?
— Хаос способствует процветанию нашего движения, потому что дестабилизация — залог перемен.
Кажется, Старки догадывается, о чём речь, хотя ему и немного боязно выговорить слово вслух.
— Хлопатели?
Собеседник снова складывает губы в холодную улыбку.
— Ты бы очень удивился, узнав, как глубоко идут корни нашего движения и какие у нас преданные сторонники. И нам очень хотелось бы, чтобы вы присоединились к нам.
Старки качает головой.
— Из меня хлопателя не получится.
Мужчина смеётся:
— О, мы об этом и не просим! Ведь это стало бы разбазариванием ценнейшего ресурса! Мы попросту хотим всячески помогать вам в вашей борьбе.
— И чего вы ждёте взамен?
Незнакомец вновь включает телевизор. На экране — спальня девочек в лагере «Лунный Кратер» и пять трупов, свисающих с потолочных вентиляторов.
— Мы хотим побольше вот таких картин! — воодушевлённо сообщает он. — Картин, которые врежутся в память человечества и будут преследовать его в течение многих поколений.
Старки оценивает масштабы предприятия: какая власть будет вложена в руки аистят, какую славу оно принесёт лично ему...
— Я согласен.
— Я рассчитывал, что ты так ответишь. Мы располагаем обширным арсеналом самого современного оружия и беззаветными, если не сказать фанатичными приверженцами, готовыми всем пожертвовать ради ниспровержения этого мира. — Он протягивает Старки руку — левую, не правую, и сделано это намеренно. — Считай нас своими партнёрами, Мейсон.
И хотя левая рука Старки по-прежнему горит огнём, он вкладывает её в протянутую руку незнакомца. Боль страшная, но Старки выдерживает её без единого стона, потому что знает: самые важные союзы всегда скрепляются болью.
Этот полёт — путешествие в никуда. Когда беседа подходит к концу и договор о партнёрстве заключён, вертолёт закладывает обратный вираж и высаживает Старки там, откуда забрал — у входа в шахту.
Старки воспринимает сейчас окружающее по-иному, более остро и ярко. Он как будто не идёт по земле, а парит в крохотной доле дюйма над её поверхностью. Когда он вступает под пещерообразные своды рудника, ему кажется, что всё вокруг движется, как в замедленной съёмке; больше того — у него такое впечатление, словно стены раздаются в стороны, как будто сам мир уступает Старки дорогу. Ребята в руднике начинают приходить в себя. Оказывается, применённый к ним транк был не только быстродействующим, но и кратковременным, поскольку в задачу нападавших входило не забрать их в плен, а лишь обездвижить на время переговоров в верхах.
Ребята, которым удалось избежать транк-дротиков, стараются побыстрее привести в чувство остальных. Увидев Старки, они благоговейно застывают. Должно быть, так обитатели лагеря «Весёлый Дровосек» встречали выходящего из Живодёрни Коннора Ласситера.
— Старки свободен! — кричат они, передавая добрую весть вглубь туннелей и шахт. — Он сбежал!
К нему подлетает Дживан:
— Что произошло? Как тебе удалось вырваться? Почему они не забрали нас?