Пикард перевёл дух, пытаясь успокоиться. Нападать на этого человека очертя голову не принесёт ему пользы.
– Вы так же скептически относитесь ко всему этому, как я, – сказал он, пытаясь воззвать к логике. – Разве логично игнорировать собственный здравый смысл?
– Боюсь, влияние Сарека сказывается на Ваших взглядах, капитан. На Вашем отношении к воссоединению. А возможно, и ко мне лично.
Его слова застигли Пикарда врасплох. Каким образом Сарек мог стать участником этой драмы? Ему вспомнилось, как они со Споком спорили в столовой за супом. Спок обвинил его в том, что у него косный ум… Пикард тогда удивился. Как будто Спок упрекнул его, что он действует под чужим влиянием. И вот опять.
– Вы уже второй раз обвиняете меня в том, что я говорю с чужого голоса, – осторожно начал он, следя за реакцией Спока. Вулканец смотрел на него без всякого выражения, но Пикард не сомневался, что за внешним бесстрастием скрывается вихрь чувств. Капитан решил, что настало время признать влияние Сарека. – Да, он всегда будет частью меня. Его дух. Всё, что он пережил. Но то, что я говорю – это то, что думаю я, а не он.
Настало долгое молчание. Пикард слышал, как капает вода со стен, как шумит где-то подземный ручей. На миг перед глазами возникло лицо его отца.
– Странно, – произнёс, наконец, Спок, – что я слышу его так ясно… именно теперь, когда он мёртв.
Вулканец отошёл, и Пикард понял, что тот пытается сохранить контроль над собой.
– Возможно, – продолжал Спок ровным голосом, – я перенёс свои споры с Сареком на Вас, капитан. В таком случае, прошу меня извинить.
– Неужели это так важно для Вас, – мягко спросил Пикард, – одержать верх в последнем споре с ним?
Спок обдумал его слова, как обдумал бы научную гипотезу.
– Нет, – печально ответил он, – конечно, нет. – Затем, обернувшись, с прямотой, коснувшейся Пикарда, словно ледяной порыв зимнего ветра, сказал: – Хотя мне действительно не хватает этих споров. В конце концов, это единственное, что у нас было общего.
С внезапной ясностью Пикард понял. Каким-то необъяснимым образом он заменил Споку отца – Споку, который был почти на сто лет старше его. Каким-то необъяснимым образом мелдинг с Сареком соединил их. До какой степени он
Может, ему удастся разрешить конфликт между отцом и сыном. Может, ему удастся добиться примирения. Возможно, он может сказать слова, которые Сарек никогда уже не скажет.
– Ваше противоборство с Сареком подошло к концу, – просто и искренне сказал он. – А между Вами и мной нет противоборства.
Спок вновь отвернулся, и Пикард ощутил его стремление перевести дискуссию в русло логики. Но то, что он услышал, было попыткой сына прекратить многолетний болезненный конфликт – попыткой тщетной.
– У меня всегда было не такое восприятие, как у моего отца, – сказал он. – Я обладаю способностью видеть дальше пределов чистой логики. Отец считал это моей слабостью. Но я открыл, что это может быть источником необычайной силы.
Пикард усомнился в справедливости такого заявления. Если уж на то пошло, Сарек был гораздо эмоциональнее Спока. Решение Спока избрать вулканский путь, а не путь землян, заставило его отказаться от эмоций и поставить холодный рассудок превыше всего. Но Пикард понимал: то, что говорит сейчас Спок – это не реальность, а всего лишь его восприятие реальности, его чувства. Пикард не стал ничего говорить.
– Сарек счёл бы эту миссию воссоединения дурацкой затеей, – продолжал Спок, перейдя к насущной теме, – но я думаю по-другому. Логикой этого не объяснить… но я знаю, что должен продолжать это дело…
– Даже, – не выдержал Пикард, – если это ведёт Вас в расставленную ромуланами ловушку?
Спок пожал плечами.
– Если у ромулан есть скрытый мотив, то в интересах всех выяснить, что это.
На это Пикард не нашёлся, что ответить.
– Поэтому я буду играть роль, которую они мне отвели, – заключил Спок, и Пикарду оставалось лишь с неохотой признать правоту его рассуждений.
Глава 15
Капитан К’Вада не сомневался, что сумеет не издать ни звука, когда корабельный врач вторично выдернет ему руку из плечевого сустава. Он предвидел боль, мысленно исследовал её и приготовился к ней. Когда К’кам вывихнула ему плечо, боль была неожиданной, и он считал, что вырвавшийся у него короткий крик вполне оправдан.
Он же не потерял сознания. И не упал. Кроме этого мгновенного крика он не издал ни звука. Такая выдержка сделал бы честь любому клингону.
Поэтому он был уверен, что при повторном вывихе его несчастного плеча сумеет держать себя в руках.