Здравствуй, прошлое тысячелетие. Не хватает только огнестрела — для полноты картины.
Одного из раненых, парня в форме рядовых, роботы-помощники готовили к транспортировке — видимо, занять место в медкапсуле, которое освободила я.
Медтехник, руководивший тут всем, выглядел ненамного лучше своих пациентов. Уж сколько из меня сестра милосердия, как из кометы звезда, но тут отравление стандартными военными стимуляторами просто-таки налицо. Даже губы посинели. Сколько он должен быть на ногах, чтобы проявился такой эффект? Неделя? Больше?..
— Офицер, полный отчёт, — сказал он, посмотрев на меня. За кровоподтёками от лопнувших сосудов было практически невозможно рассмотреть цвет глаз.
— Состояние стабильное, — отчиталась я, как по учебнику. — Болевых ощущений не обнаружено. Потери чувствительности не обнаружено. Значительных затруднений при движении не обнаружено. Общий уровень дискомфорта не превышает двадцать процентов.
— Назовите ваше имя, позывной и воинскую часть.
— Катерина Ротиф, позывной — Вихрь-14, крыло боевых истребителей Альфа-Вихрь.
— Назовите дату и время вашего последнего вылета.
— Первое июня две тысячи пятьсот сорок третьего года по Земному летоисчислению, двадцать два ноль-ноль. Сороковое острата по общегалактическому…
— Достаточно, благодарю.
Медтехник кивнул и с явным облегчением поставил галочку напротив пункта “память”. Я тоже мысленно порадовалась, что обошлось без побочек с этой стороны: в нынешней обстановке никто не стал бы возиться с диагностикой повреждённых нейросвязей. Собственно, даже во времена более мирные исправлять подобное брались далеко не всегда: у армии по жизни не хватает финансирования, когда речь идёт о списанных в утиль активах.
Сейчас же всем, мягко говоря, вовсе не до того.
— Отлично, офицер. Можете идти.
— Док, насчёт моего вирта…
— Ваш уничтожен. Робот выдаст вам стандартный на выходе. Обращайтесь бережно: сами понимаете, сейчас дефицит.
— Слушаюсь.
Я почувствовала невероятное облегчение: без доступа к нейросети чувствовала себя голой, слепой и глухой. И как некоторые люди живут без встроенных в организм чипов? Получают информацию только со старомодных экранов, не имеют под рукой никакого достоверного способа самодиагностики? И стоит ли их желание “жить, как предки” таких неудобств?
Впрочем, этот вопрос не имеет значения: для всех военных пилотов работа с виртом строго обязательна. Я не расставалась с виртальным пространством с шестнадцати лет, и теперь совершенно невыносимо хоть на полчаса оказаться без него.
Я хочу проверить, кто из наших выжил. Хочу убедиться, что война закончилась. Хочу вернуться в информационное пространство и поверить, наконец, что живая…
— Офицер, замрите. Приготовьтесь к неприятным ощущениям.
Я послушно застыла напротив робота-медбрата, приготовившись. Синхронизация виртала — всегда не вполне приятный процесс, тут ничего не поделаешь. Но это вполне нормальная цена за удобство и комфорт… а ещё — за информацию.
Несколько вспышек боли, пару минут дезориентации, и готово: небольшие округлые пластины заняли законные места у меня на висках, затылке, бёдрах и руке.
— Можете идти.
Резко развернувшись, я, чуть пошатываясь, вымелась в коридор. Там привалилась к ближайшей стене и, прикрыв глаза, нырнула в информационное пространство.
Ну что, чем ты меня порадуешь — жизнь после победы?
После победы проблемы зачастую не заканчиваются, а начинаются.
Именно об этом думала я, стоя на смотровой башне “Лестницы в Небеса” и созерцая кружащий за энергетическим куполом космический мусор.
Некоторые фрагменты этого мусора были раньше боевыми машинами моих товарищей. И даже самими товарищами — хотя чистильщики, надо отдать им должное, отлично поработали, собирая тела в боевых скафандрах в надежде хоть кого-то спасти. Собственно, я оказалась в числе таких везунчиков.
Остальным ребятам повезло меньше.
Я снова вспомнила список пилотов Альфа-Вихрь, который показал мне виртал в том злополучном коридоре.
Убит в бою. Убита в бою. Убит в бою. Заморожен в силу тяжести повреждений. Убит в бою. Заморожена в силу тяжести повреждений…
Маленькие красные и синие плашки с крестиками, крохотные пометки в списке, но — сколько всего скрывается за ними! Годы в лётной школе. Месяцы притирки. Годы войны за спиной.
Дружба. Товарищество. Семья.
И ведь нам везло. До самого последнего дня войны — везло. Потери были, куда же в нашей работе без потерь? Но не такие… оглушающие. Абсолютные.
Хотя чего я ожидала, спрашивается? Сражение за “Лестницу в небо”, последнюю оснащённую космическими лифтами станцию на Мирте, обещало быть мясорубкой с самого начала. Тут уже не смотрели на специализацию и ценность кадра — в заслон бросали всех. “Защитить Лестницу любой ценой! Не отступать ни при каких обстоятельствах!” — именно с таким напутствием нас отправили в последний полёт.
Ну что сказать? Мы победили.
Вроде бы.
Я никогда не была хороша в политике.