Какая же она… потрясная.
Умная, сильная, красивая, с чувством юмора, без лишних комплексов и тормозов, но — с надломом и глубиной… Она будто сделана для меня.
И да, я знаю: это, наверное, именно то, что думает каждый первый мужик, на котором она применяет своё очарование. Но я всё равно радостно бегу в эту ловушку. И не хочу останавливаться.
Ради такого случая я даже готов перефразировать свою любимую присказку.
Если уж катишься прямиком в Ад, подружись с чёртом. И влюбись в демоницу. Так падать будет веселее…
Проверено. Мной.
Хотя вот тут, пожалуй, и кроется одна из проблем: глядя в её глаза, замечая её лёгкую улыбку, наблюдая, как лежат розовые пряди на белоснежной коже, я всё чаще вижу не демона, а ангела. Может, падшего, испачкавшего крылья о человеческую грязь, исковерканного чужой ненавистью, ограниченностью и тупостью, но всё же — ангела. Того самого, из маминых сказок.
Мать моя была не самой умной, образованной женщиной. Хорошей матерью, пожалуй, её тоже можно назвать с натяжкой — но не факт, что она в этом действительно виновата. То есть, в возрасте сопливом я её обожествлял, в подростковом ненавидел, а потом, уже будучи взрослым, раскопал её дело.
И понял.
Да, она меня бросила. Точнее, оставила в детском доме, причём даже не в нашем районе, а подальше. Тут из песни слов не выкинешь.
Но детали, как и в любой картинке, меняют всё.
Девчонка из неблагополучной семьи, рано оказавшаяся на улице, не получившая нормального образования. Да у неё и вирта не было! Даже портативного. И будущего, если честно, не было тоже. А были только молодость, красота, сомнительного свойства работёнка и умение влюбляться в мудаков. От одного из которых, собственно, и получился я. Потом мудак, что всего лишь предсказуемо, растворился на горизонте жизни, запустив бесконечную карусель себе подобных. А потом, после ухода одного из этих самых, карусельных, она и отвела меня в детский дом. И пообещала возвращаться, но ни разу не сдержала обещание.
Сначала я ждал. Потом тихо ненавидел, понимая, что она не захотела портить себе жизнь мной. Потом… Потом я узнал, что именно в тот день, который мне-малому казался одним из многих, мать окончательно потеряла жильё. Ей некуда было идти. Маячил не за горами момент, когда нам нечего стало бы жрать… Но она потратила всё, что ещё осталось, чтобы отослать меня на соседний спутник, где условия в детдомах были получше. То есть, просто — были.
После всего, я хотел бы сказать ей, что понимаю. Что не виню. Что тоже люблю. Но, как оказалось, буквально через неделю после нашего с ней расставания её прирезал в подворотне неудачный клиент.
Такие дела.
Так что, мне остались от неё только деревянный крестик да старинная книга под названием “Отверженные”. Бумажная, что почти реликт; маме она досталась от прабабки, и она не продавала её, что бы там ни было.
Книга сгорела вместе с лабораторией. И моим другом.
А ещё от матери мне остались песни. И сказки. О волшебстве, о лесных зверях, о дружбе и любви, а ещё — об ангелах.
— Ты со мной? — уточнила Эрос.
Я тряхнул головой и натянул на лицо придурковатую улыбку.
— Да, а…
— Держи. Это тебе… вместо медведя.
Я застыл, глядя на вращающийся в её руках крестик.
Не деревянный, разумеется. И совсем другой. Но…
— Он сделан из уникального металла, — сказала она с усмешкой. — Слышал про ларранский метеорит, тот самый, который прилетел из другой галактики? Ну вот. Он гасит эм-волны, сбивает любую слежку, благоприятно влияет на организм, гасит прямое попадание лазера. От плазмы не защитит, правда, но да нет в мире совершенства… Я подумала, что это нормальная замена тому, прошлому. Конечно, не такая ностальгическая, зато — функциональная. Я так поняла, ты во всё это веришь, так что можешь потом найти специального человека и произвести над ним эти… ритуалы… Или что там делается. Я не стала вникать. Если разобраться, то с точки зрения этой вашей мифологии я олицетворяю всё дурное, что только возможно. Так что…
— Эрос.
— Да?
— Ты… — блин, почему я не могу придумать, что сказать? — Ты не олицетворяешь самое плохое.
Она хмыкнула.
— У твоих мировоззрений есть правила. Я узнавала. И я — ходячее нарушение всех этих правил. Одно то, как я создана…
— Не знаю. Я всегда думал, что нечто вроде “верьте в лучшее, высшее; прощайте, не судите и любите друг друга” — главное правило. Остальное, как ни крути, опционально.
Она фыркнула:
— “Любите друг друга”, говоришь? Ну, с этой точки зрения я, конечно, хороша. Для того меня создали.
Я закатил глаза.
— Речь не о том…