Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего»

Давайте рассмотрим некоторые другие мнения по этим вопросам, прежде чем прямо перейти к выводу о природе знаний. Одна из самых известных статей по философии со времен Второй мировой войны — знаменитая, опубликованная в 1963 году статья Эдмунда Геттиера «Является ли знанием истинное и обоснованное мнение?». Я позволю читателю решить, что здесь более примечательно: тот факт, что объем этой статьи всего три страницы, или что ее знаменитый автор так никогда больше ничего и не опубликовал. Геттиер замечает, что многие философы пытались определить знание как истинное обоснованное мнение, и конечным источником такой точки зрения выступает «Менон» Платона[162]. В своей статье Геттиер доказывает простую мысль, что «истинное обоснованное мнение» не является достаточным условием для чего-то, что может быть знанием. Он предлагает два примера, одного из которых для нас будет достаточно. Представьте, что два человека, по имени Смит и Джонс, хотят получить одну и ту же работу. Смит уже слышал от президента компании, что работу получит Джонс. Также, по какой-то странной причине, у Смита появилась возможность подсчитать число монет в кармане Джонса, и он выясняет, что их десять. Исходя из этого, Смит обоснованно полагает следующее: «У человека, который получит работу, в кармане есть десять монет». Однако, по причинам, неизвестным самому Смиту, компания решает нанять самого Смита, а не Джонса. И снова, незаметно для самого Смита, который даже не сосчитал свои собственные монеты, и несмотря на его странное поведение, выразившееся в том, что он рылся в карманах Джонса, у него их тоже оказалось ровно десять. Таким образом, после того как Смита неожиданным и удивительным образом нанимают на должность, он торжественно пересчитывает свои собственные монеты и действительно обнаруживает, что «у человека, который получит работу, в кармане есть десять монет». Это оказывается истиной. Мнение Смита перед принятием решения было оправдано и правдиво: у него было веское доказательство, и оно оказалось верным. Тем не менее верным оно было исключительно по счастливой случайности, и поэтому мы никогда не назовем его знанием. На протяжении более чем полувека с момента своей публикации статья получила ураган откликов. Но нам не придется их здесь рассматривать, поскольку на данный момент нас интересует только вывод Геттиера: истинность и обоснованность не является достаточным условием для мнения, которое хотело бы считаться знанием.

Но являются ли «истинность» и «обоснованность» хотя бы необходимыми условиями знания? Давайте сначала рассмотрим, действительно ли обоснование необходимо. Этот вопрос получил отрицательный ответ в 1992 году, в статье Криспина Сартвелла под названием «Почему знание — это просто истинное мнение», чей заголовок сразу анонсирует ее вывод. То есть Сартвелл предлагает нам стратегию устранения обоснования и простое определение знания как «истинного мнения». В процессе он еще наносит упреждающий удар по противоположной возможности простого «обоснованного мнения», например, критикуя апелляции Уильяма Лайкена к таким критериям определения знания, как элегантность, экономичность и эволюционное преимущество. Но если истина недостижима, то таковым должно быть обоснование. И если истина означает соответствие наших мнений реальности или какой-то более утонченный вариант (как в случае с хайдеггеровским частичным «раскрытием»), то ООО — в отличие от Сартвелла, — по всей видимости, не может принять истину как критерий знания. Знание, в терминах ООО означающее подрыв, надрыв либо одновременную комбинацию из того и другого, должно быть определено как «обоснованное неистинное мнение», поскольку истина в привычном смысле невозможна. Что делает «обоснованное неистинное мнение» настолько интересным в случае с ООО, так это то, что показал наш разбор эстетики: она есть нечто противоположное, форма «необоснованного истинного мнения». В конце концов, мы воспринимаем винноцветное море в тот момент, когда отыгрываем его в театральном смысле, хотя нет никаких научных оснований утверждать, что море имеет тот же цвет, что и вино. Сходство между ними не совсем буквальное, так как, если бы оно было таковым, у нас было бы простое прозаическое утверждение тождества без всякого эстетического эффекта: «ручка подобна карандашу». Но учитывая, что эстетика сейчас кажется перевернутой формой знания — это необоснованное истинное мнение в противоположность обоснованному неистинному мнению, — возможно, именно в этом случае мы можем понять знание с точки зрения ООО, перевернув предлагаемую ею театральную модель метафоры.