Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего»

Сделав паузу, посвященную обсуждению влияния ООО на социальную и политическую теорию, давайте еще раз вернемся к эстетическим дискуссиям из второй главы. В ней я утверждал, что эстетические феномены возникают всякий раз, когда между объектом и его качествами возникает раскол. Если быть точнее, речь шла о том, что реальные объекты — изъятые, недоступные, скрытые — исчезают со сцены, тогда как их качества остаются видимы, доступны и всегда раскрыты. В результате в дело должен вмешаться эстетический наблюдатель, чтобы заменить собой отсутствующий реальный объект, дав дорогу театральной модели эстетики: читатель гомеровской метафоры «винноцветное море» ведет себя подобно профессиональному актеру, который замещает собой изъятое море в его отсутствие и принимает на себя все его предполагаемые винноцветные качества. Таким образом, эстетика предлагает нам раскол между реальными объектами и тем, что мы называем их чувственными качествами, раскол, который никогда не проявляется в обычном течении повседневного опыта. При этом мы также заметили существование чувственных объектов и реальных качеств. Взятые вместе во всех возможных комбинациях, два вида объектов и два вида качеств образуют четыре отдельные разновидности расколов между объектами и их качествами. Эта четвероякость объектов и вещей является одной из главных тем данной главы. Еще одна тема — это вопрос о том, как вообще объекты могут соотноситься друг с другом. Поскольку реальные объекты не умещаются в охват не только всей человеческой теории, восприятия и практического действия, но и всех видов прямых отношений, мне интересно, каким образом одна сущность может каким-либо образом повлиять на другую. Очевидно, что я не сомневаюсь в существовании такого влияния, а лишь задаюсь вопросом о стоящем за ним механизме. Учитывая, что реальные объекты по определению не могут соприкасаться друг с другом, мы должны найти способ, как они могут воздействовать друг на друга, не соприкасаясь, через некий косвенный контакт. Это понятие известно в ООО под именем «замещающей причинности». Оно многим обязано средневековому исламскому и ранненововременному (early modern) европейскому течению мысли под названием «окказионализм», согласно которому ни один из двух сотворенных объектов не вступит в контакт с другим, пока не будет опосредован в Боге (133). Однако ООО в конечном счете не может принять выводы окказионализма: и совсем не потому, что мы хотим поднять на смех религиозные течения в истории философии. А потому, что ни одному существу — будь то Бог, человеческий разум или кто-то еще — не может быть позволено произвольно и напрямую контактировать с другими объектами, если это в принципе запрещено всем. Рассмотрим эти две темы по очереди, начав с четверичной структуры объектов.

Напряжения в объектах

Примечательна частота, с которой число четыре возникает в западной и незападной философии. Но мы должны быть осторожны: не стоит предполагать, что все эти четвероякие структуры одинаковы, поскольку единственное, что обычно объединяет между собой все эти четверицы — это то, что они происходят их двух различных принципов разделения. Вот предельно простой пример: если совместить разделение север — юг с перпендикулярным разделением восток — запад, то любую карту можно разделить на четыре сектора: северо-запад, северо-восток, юго-запад и юго-восток. Это демонстрирует, что само по себе существование четверичной структуры не доказывает открытия чего-либо интересного — того, что потребовало бы двух разделительных осей, как соответствующих своему предмету, так и сколько-нибудь удивляющих своими выводами. Например, в третьей главе мы установили, что, помимо обычного различия между левыми и правыми, в современной политике существует отдельное, обычно остающееся незамеченным, различие между политикой Истины и политикой Власти. В результате мы смогли выделить четыре основные, хотя и неочевидные, семьи современной политической теории. К ним относятся левая политика Истины (Руссо, Маркс), правая политика Истины (Штраус), левая политика Власти (разнообразные постмодернисты: Фуко, Батлер), правая политика Власти (Макиавелли, Шмитт) (134). Итоговая ценность этого упражнения состояла в том, чтобы показать, что все четыре семейства политической теории ошибочны. Они неверны как в своих претензиях на несуществующее политическое знание, так и в своих представлениях о политике, слишком сильно связанных с людьми и слишком слабо — со всем остальным. В любом случае в интеллектуальной истории можно заниматься поисками примеров четверояких структур до тех пор, пока у нас хватит для этого терпения.